«На что поменять-то?.. Нет, братец, уволь,
каким был правитель, теперь уж не важно.
Страна не страна, где король не король,
а так гиль житейская, вроде бумажной
подставы, театр на двоих, реквизит».
«Но все-таки жалко: страдает, бедняга»
Вдруг все исчезает. Зал дружно храпит.
Неужто никто и не сделает шага,
чтоб выйти из морока? «Я-то не сплю?..
Хотя и актеры порою как боги,
что пьет обывателис, что в револю»
«А в общем горниле одни носороги».
«А сами-то кто? Мы на сцене или
в реальности чьей-то?» «Что сами играем?»
«Казалось, куда-то по юности шли»
Откуда-то сверху: «Абсурд нескончаем?»
Эпилог
Свет. Рампа пуста. Кто-то: «Как бы еще
в такое не вляпаться! Плачены бабки!»
Но символы это скорее обсчет,
борьба не на равных, какие-то прятки,
бюджет с дефицитом, пустышка, секвестр
обмылков давно уцененного рая.
Какая гармония?.. этот оркестр
ни Баха, ни Моцарта нам не сыграет,
коль весь модернизм как сухая вода,
лишенный души хохоток интеллекта,
где жалкий герой, усредненный до Некто
и, вроде бы, смелый прыжок в никуда!
В тупик! Но мы дышим еще и снуем
в красотах пейзажей, и даже усталость
с работы (всегда бесполезной?), что днем
не только абсурд лишь а если досталось
в любви и в искусстве отметиться чуть,
отдавшись теченью божественной лени
Мы не совершенны и что же? сомкнуть
устало глаза, предоставивши смене
безумною гонкой разрушить чердак,
что сами воздвигли? Хоть солнышка б лучик.
Желание жизни естественно, как
свод радуги, что развернулся сквозь тучи.
В абсурде на это намеком хотя б,
чтоб сдвинулось что-то, и дело не в форме,
а в том, что словами бросаясь шутя,
4
А действо по кругу «Заждались уже?»
«Да вряд ли кто выдержит эту тощищу
что кукиш в кармане, поручик Киже»
«Стоп! вроде, рассеялось что-то вне пищи:
король умирает!» «Шутейно?» «Всерьез!»
«И тот, что так бодренько ходит по сцене?»
«И тот!» «А страна?» «До пушинки разнес!»
«Что ж нам остается?» «Готовиться к смене».
«На что поменять-то?.. Нет, братец, уволь,
каким был правитель, теперь уж не важно.
Страна не страна, где король не король,
а так гиль житейская, вроде бумажной
подставы, театр на двоих, реквизит».
«Но все-таки жалко: страдает, бедняга»
Вдруг все исчезает. Зал дружно храпит.
Неужто никто и не сделает шага,
чтоб выйти из морока? «Я-то не сплю?..
Хотя и актеры порою как боги,
что пьет обывателис, что в револю»
«А в общем горниле одни носороги».
«А сами-то кто? Мы на сцене или
в реальности чьей-то?» «Что сами играем?»
«Казалось, куда-то по юности шли»
Откуда-то сверху: «Абсурд нескончаем?»
Эпилог
Свет. Рампа пуста. Кто-то: «Как бы еще
в такое не вляпаться! Плачены бабки!»
Но символы это скорее обсчет,
борьба не на равных, какие-то прятки,
бюджет с дефицитом, пустышка, секвестр
обмылков давно уцененного рая.
Какая гармония?.. этот оркестр
ни Баха, ни Моцарта нам не сыграет,
коль весь модернизм как сухая вода,
лишенный души хохоток интеллекта,
где жалкий герой, усредненный до Некто
и, вроде бы, смелый прыжок в никуда!
В тупик! Но мы дышим еще и снуем
в красотах пейзажей, и даже усталость
с работы (всегда бесполезной?), что днем
не только абсурд лишь а если досталось
в любви и в искусстве отметиться чуть,
отдавшись теченью божественной лени
Мы не совершенны и что же? сомкнуть
устало глаза, предоставивши смене
безумною гонкой разрушить чердак,
что сами воздвигли? Хоть солнышка б лучик.
Желание жизни естественно, как
свод радуги, что развернулся сквозь тучи.
В абсурде на это намеком хотя б,
чтоб сдвинулось что-то, и дело не в форме,
а в том, что словами бросаясь шутя,