Лазарь Соколовский - Подмалевки стр 9.

бешеный ветер, почти в тупике
жаждет команда любой перемены
сущего Мне что в моем далеке,
в тихом раю добровольного плена?

Все мы изгои, но там или здесь
выскребки памяти не зарастают:
вроде, похожие горы и взвесь
та же морская  да нет, не такая!

Не избежать ни сумы, ни тюрьмы,
волны улягутся раньше ли, позже 
жизнь отжимает ненужное, мы
сами с собой расстаемся, но все же

из далека это как-то ясней,
и ощущаешь на собственной шкуре:
не до злорадства, ты сам средь камней,
разворошенных проснувшейся бурей.

Я  Сизиф, каждый раз начинаю сначала. Так и не стал взрослым.

Чем дальше, тем менее мир постижим,
все виснет, все вязнет в инерции ватной
сплошных декораций. Лежим ли, стоим,
куда-то идем, а куда?.. Непонятно.

В театре абсурда не по часовой,
а как бы напротив мотаются стрелки
и вместо героя какой-то изгой
маячит на сцене, фантазией мелкой

модель отчужденности: срез, соскребок
инерции слепорожденного быта.
Спасительной свежести хоть бы глоток
за дверью, что к выходу чуть приоткрыта

Быть может, вернуться, пока гардероб
сдает, и, одевшись, скорее на воздух?
Остаться, чтоб краешком глаза на гроб
у ямы, и вновь убедиться, что поздно?

Три серых стены, то ли трон, то ли стул
на кухне: свобода ширяет по кухням,
где каждый участник спектакля тянул
в нехитрую мудрость  а что, если рухнет

само по себе? С нескончаемых лет 
застывший хронометр да стол колченогий
Вам автор подскажет: «Герой как портрет
семейный.  А дети?  Взамен носороги,

со-спутники бывшие».  «Что он, больной?» 
«Адепт эпидемии: ищет значенья». 
«Какие-то годы прошли за спиной,
какие-то мысли?..  Размыло теченьем

реки тупиковой: родимся  умрем
На сцене, как в жизни, никчемно и пусто». 
«Мы бились над этим еще с букварем,
но что достигается вашим искусством?

Путей бы каких  Место из откидных
свободно, присядьте, пристроившись к ряду
таких же зевак, где один из двоих
навечно проникнулся.  Если наградой

отгадка  Да что-то всегда по пятам
крадется, как тьма, что над нами нависла». 
«Куда же зовете?»  «К абсурду от смысла,
а дальше посмотрим, что выпадет вам».

Здесь занавес, видно, совсем ни к чему 
до жути знакома изнанка созданья,
и свет еще больше уродует тьму.
Движухи ни капли  сползли к ожиданью

герои какого-то чуда: Годо,
Христос, Гаутама ли  все в этом роде,
где символ на символе: мир  городок,
мы самораспяты  никто не приходит!

Напрасны потуги  дыра на дыре
от прежних теорий, над пятнами пятна
с текущей бодяги. Веревку скорей
на сук, как Иуда уже многократно,

предавшие что-то Гого и Диди!
Кругом ни души Хоть бы кошки, собаки
какая-то ласка Что жди, что не жди 
лишь Поццо слепой в непроснувшемся Лаки.

Снимаем ботинки, затем одева
Сухая смоковница будто нарочно
покрылось листвой. Завопить бы истошно 
быть может, найдутся та-ки-е слова
Встать снова на эти ходули? Взглянуть
в последний разок на пустую дорогу?
«Ты, мальчик, расскажешь о нас хоть немного
тому, кто послал?» Отвечает: «Отнюдь»

Вот кто-то подходит, послышалось: бо-о-м-с!..
Две тени, с облезлыми курами схожих,
в подвале, естественно: «Тоже мы ждем-с,
всех звали  придут, так уж выдадим тоже».

Им чуть за 90 всего, но порой,
глаза приоткрыв: «Что же, Семирамида,
пора?  Стулья стулья давай! Ты такой
ты сможешь» На сцене уже пирамида 

пошли Будто вправду: дворянство, король 
весь плебс Он: «Монархам  особые роли,
позвольте!» Когда поднимается голь,
держись, обыватель! Она: «Только волю,

нам дай! Он: Подруга, что сможешь, тащи!
народищу  рухнут вот-вот половицы!» 
«Ты годы прождал уж теперь не взыщи». 
«Я думал, такое когда и приснится

Но вот наконец время нам подошло
черту подвести!  Ты такой по основам
смелее, мой мальчик! расправься орлом!» 
«А крылья-то где?.. как подавишься словом
нет, пусть секретарь уж» Тот страшно: «А-а-ы-ы»
Всего-то!.. в гортани как рыбии кости
Какие герои, такие и гости 
все пусто, лишь стульев кривые ряды.

Ну, здесь-то случится: бульвар, на пути
какой-то зеленый Из публики: «Выжил!..
По стопке теперь  и трава ни расти!»
Соседи: «Да тише!» Мы, вроде, в Париже.

Какая-то женщина Скрыл балахон 
возможно, когда-то была сексуальна.
Гремят носороги, как Иерихон.
А, может быть, трубы архангелов свальных.

Тусуются маски. Брюнетка. Блондин.
Поди разбери тут  комедия, драма:
«Вот тоже загвоздка  два ль рога? один?» 
«А кто в чемпионах  Спартак ли, Динамо?»

Вдруг что-то как заплесневеет листва:
сухой, бородавчатой сменится кожа,
бугор выпрет вдруг по-над носом, едва
не падаем на руки Это встревожит

кого-нибудь?.. Офис, где Он и Она,
как будто влюбленные. Он осторожно:
«Не лучше ли нам отойти от окна?»
Она: «Да куда? ведь без них невозможно 
весь город дрожит, и, наверное, нам
не стоит уж так отделяться. Я тоже»
В партере сидят так, однако, похожи
Лишь Он: «Нет! себя не предам!» Не предам?..

А действо по кругу «Заждались уже?» 
«Да вряд ли кто выдержит эту тощищу 
что кукиш в кармане, поручик Киже» 
«Стоп! вроде, рассеялось что-то вне пищи:

король умирает!»  «Шутейно?»  «Всерьез!» 
«И тот, что так бодренько ходит по сцене?» 
«И тот!»  «А страна?»  «До пушинки разнес!» 
«Что ж нам остается?»  «Готовиться к смене».