На первой стометровке, к моему огромному удивлению, столкнулся я с дамой, бегающая трусцой и с телефоном, прижатым к уху:
Вот сволочь! периодический вставляла она в разговор. А ты ему что? Умничка! А он тебе? Вот сволочь!
Обогнал её. Во второй стометровке, откуда не возьмись, нагнала меня борзая. Я замер. Та небрежно понюхала меня, кусать не стала, и отошла прочь, видимо не понравился я ей, оно и неудивительно, потный я и моей-то особо не по вкусу.
Вы здесь наверно новенький, подбежав откуда-то хозяин собаки, стал пояснять мне, вот он Вас и обнюхивает! Вы не бойтесь!
У них тут что, «клуб анонимных полуночников», что ли?! подумал я.
Успешно пройдя крещение собакой, я продолжил пробежку. На финишной прямой я наткнулся на целую группу бабушек божьих одуванчиков. Впрочем, старушки в трико Adidas, кроссовках Nike и в буденовках картина не для слабонервных, скажу я вам, одуванчиками тут и не пахнет.
На мгновение я представил себе, как каждый день весь этот честной народ в полночь дружно перелезает 3-х метровый забор школы и устремляется в стадион. Видать секта какая! На мгновение мне стало даже жутковато.
Это я потом уже узнал, что в заборе существует отверстие, потайной вход, но знают о ней только свои, крещенные борзой. Теперь я бегаю исключительно по ночам.
В погоне за Мечтой
Звонил вчера друг, по голосу было ясно, набравшийся изрядно. Говорит, подъезжай, угощаю. Я спросил о поводе.
Она всё-таки это сделала! прохрипел гордый голос в трубке. Поступила в этот чёртов универ!
Лига Плюща? спросил я моментально.
А то! Плющнее только Гарвард! уже рыча, ответил голос в трубке. Cornell (Корнелль) University зовётся!
В Штатах, как известно, более 4000 ВУЗов и только 8 из них считаются ТОПовыми, и входят они в так называемую «Лигу Плюща» («The Ivy League»). Гарвард, Йель, Принстон, Дартмут, Пенсильвания, Колумбия, Браун и, конечно же, Корнелль, все они частные элитные университеты, куда, ясное дело, попасть ужасно трудно, а уж оплатить учёбу в этих ВУЗах простому смертному так вообще нереально.
Словом, помчался я к другу на всех парусах поздравлять, ибо знал только я, что это для него значило, кто такая «она», и почему так важен этот пресловутый «Плющ».
Предыстория длинная, путанная, с перешибленными судьбами и разбитыми мечтами, описывать так Wordа не хватит. Ну, а если коротко, то не было у друга своих детей, а была племянница, что росла без отца. Вот и опекал он её, как свою. Это и была «Она».
Подолгу вынашивая отцовские чувства для будущего сына, он со временем выработал свой метод воспитания Личности, спартанской Личности.
Подолгу вынашивая отцовские чувства для будущего сына, он со временем выработал свой метод воспитания Личности, спартанской Личности.
Дабы избежать гендерных преград в процессе воспитания, он первым же делом привил ей понятие «ЛИДЕР». Всегда, когда девочка срывалась, плакала, он неизменно повторял ей, что «Лидеры (а не мужчины!) никогда не плачут и никогда, ни в коем случаи не сдаются!».
Затем он определил ей вполне лаконичную цель «попасть в высшую Лигу Плюща». «Корабль не должен бесцельно дрейфовать, повторял он, для большого плавания ему нужен штурвал, нужна Система, нужна цель!» твердил он вновь и вновь.
Будущая её профессия должна была быть благородной, умственной, созидательной, ну, и, конечно не в последнюю очередь, высокооплачиваемой. Приобретенное желание «спасать мир» у 10-летней девочки переросло позже в желание «стать врачом». Вот на том они и порешили.
А дальше были тяжкие годы, устланные книгами. Олимпиады, математика, химия, биология, шахматы, теннис, новости, история, политика и снова книги, книги, тонны книг Табличка с надписью «Уважай Время!», висела у неё над головой. На сон отводилось строго 6 часов. Поздно ночью вернувшись с работы домой, они играли в шахматы, учили язык, и конечно читали в запой, бурно обсуждая и споря по каждому поводу. Медленно исчезал у неё акцент на английском языке, оставляя обильное место для словарного запаса. Оттачивалось перо на бумаге и кисть на мольберте. Воспитывалась несокрушимая воля к Победе.
Всё бы конечно хорошо, но у друга далеко не простой характер, тяжелый, если не сказать отвратительный. Порой напрочь забывая, что она ему вовсе не дочка, а племянница, и что она вовсе не мальчик, а обычная маленькая девчонка, он упорно «лепил» из неё «спартанца». Она же, бывало, за глаза называла его «тираном», навязывающим ей свою мечту. Вот так со временем стяжал он себе славу «тирана».
Каждый день один шажочек. Крохотный, дрожащий, но шажочек в сторону мечты. Долгая, кропотливая работа, слёзы и пот и вот, наконец, она в Нью-Йорке, в тысячи километрах от «тирана», в объятиях своей давней мечты.
А тут предо мной сидит он, грузный, покойный, словно потухшее вулканическое жерло.
В грубой мозолистой руке лежит старый мобильник, обмотанный скотчем, в кармане изрядно поношенных брюк торчит расписание городских маршруток. Пьяный, то ли от выпитого, то ли от сбывшейся мечты, друг, казалось, был безгранично счастлив.
Настоящий
Речь пойдёт о друзьях. Нет, не о фейсбушных, о реальных. И не о тех друзьях, с которыми мы периодически созваниваемся, обмениваемся любезностями, которые навещают нас в больницах (коли угораздит) с двумя килограммами апельсинов и яблочным соком.