Да-да, владыка особенно чтил этот праздник. И в Шанхай он прибыл именно на Введение, в декабре тридцать четвертого года, радостно сказал отец Александр. Мы-то знаем, что в жизни нет ничего случайного. Когда при владыке говорили «случайно», он всегда поправлял: «Неожиданно». Отец Александр откинулся на спинку стула, который более походил на кресло. Вид у него после еды и вина был умиротворенный, благостный. Вообще, когда думаешь о нем, понимаешь, насколько наша жизнь, начиная с детских лет, определена Господом. Как ни старался направить его отец по своей воле, а он все равно выруливал на путь служения Господу. Вот смотрите: покупали ему оловянных солдатиков, потому что отец хотел видеть сына офицером. А он солдатиков переделывал в монахов, а крепости в монастыри, отец Александр добродушно засмеялся. Отец определил его в кадеты, а он возьми и на параде-то, помните, что отчебучил?
Это когда они шли маршем? В честь 200-летия Полтавской битвы? спросил Федор, тоже улыбаясь.
Ну да, отец Александр продолжал добродушно смеяться. Проходили мимо собора, а он возьми, сними фуражку и перекрестись. И все чины это заметили с трибуны. Скандал! Наказать нерадивого кадета!
За что? улыбаясь растерянно, спросил Иван.
Как за что? Нарушил устав! А великий князь Константин Константинович возьми и похвали кадета Максимовича. Вот так! отец Александр с веселым лукавством смотрел на Ивана. Вообще принцип владыки был Иисусов: и в субботу можно спасать заблудшую овцу. Нет выше закона любви к Богу, Ваня. Давай я крошки с бороденки твоей отряхну, и он крахмальной салфеткой вытер редкую бороду Ивана. А вот еще вам деталь, господин писатель, отец Александр повернулся к Федору. По поводу икон помните? Он их такое количество накупил и насобирал, что отец сказал: хватит! А Миша: «Папа, вот эта пусть будет последней. Я ее из Святогорья привез». И знаете, какая это икона была? отец Александр выдержал паузу, обвел победным взглядом сидящих за столом. Всех святых, в земле Российской просиявших! Вот как!
Глаза отца Александра прямо лучились от восторга.
Иконопись владыка высоко ставил, сказал Милош. В Мильковском у нас чудотворная Богоматерь «Ахтырская». А иконостас и роспись выполнены в рублевском духе. Да, я говорил, что постригал Михаила в иеромонаха Иоанна митрополит Антоний. Но вы это и без меня знаете.
Митрополит Антоний[2] и владыка это отдельная тема, сказал Алексей Иванович. Ведь это он с юношеских лет, еще в Харькове, опекал студента Михаила. Он провидел, что не юристом будет юноша, а монахом, и у вас в Белграде благословил Михаила учиться на богословском факультете. Не так ли, Милош?
Да, в Белградском университете он учился. Наверное, нам пора идти на самолет, друзья.
Вернулись на свои места в «Боинге». Стюардесса предложила пледы на ночь. Укутали ноги, откинули сиденья, когда самолет вновь поднялся в воздух.
В Мильковском у нас чудотворная Богоматерь «Ахтырская». А иконостас и роспись выполнены в рублевском духе
«Париж, думал Федор Еремин. Спать ему совсем не хотелось. Даже и сейчас для нас, русских, каждая поездка за границу подарок. А уж тем более в Париж;! Кто прошелся по Елисейским полям, все равно как побывал в Эдеме. А ведь русским в этом самом Париже жить было так же тяжело, как и в каком-нибудь Парагвае. Или в Шанхае, какая разница Интересно, какой-нибудь другой народ так тяжело страдает от ностальгии, как русский?»
Перед глазами Федора возникали то залитые светом залы аэропорта Орли, то лица новых знакомых, с которыми теперь он летел в Сан-Франциско. Потом он вызвал в памяти лик Блаженнейшего Иоанна. Более всего ему нравилась фотография владыки, где тот улыбался своей детской улыбкой.
««Я как будто все прочел о вас, дорогой владыка, а оказывается, так много не знаю! Как же я буду о вас писать? Может, вообще отказаться от этой затеи? И можно ли писать литературное произведение о святом? Я столько думал об этом. Вроде бы можно. Ведь это должна быть художественная биография есть такой литературный жанр. Меня в эту поездку отправили потому, что верят в мои силы. А хватит ли их? Надо молиться, просить у Господа и Блаженнейшего, чтобы они укрепили в этой работе»
«Если начать о детстве, продолжал думать он, конечно же, надо написать об этих оловянных солдатиках. Я этого не знал! И напишу, как мальчик Миша впервые приехал с отцом в Святогорье. Как он в Голой Долине, на летней даче, лежит на сеновале и смотрит на звезды. Лето, тепло, «тиха украинская ночь» Как она хороша, можно написать прозой, а не стихами, но проза должна пахнуть травами, свежескошенным сеном, а звезды должны быть близкими. Мальчик смотрит на них и думает о Христе, о Его Отце, Который так чудно устроил мир. А люди? Почему они не живут по заповедям Христа? думает мальчик. Вот монахи живут праведно и то молятся о своей грешной душе каждый день. Есть такие, кто молится беспрерывно, лишь немного подремав, без сна. Пищу принимают раз в день. Великим постом едят только просфоры. Почти не пьют воды." Не тогда ли он решил, что будет жить, как эти монахи? И не забыть про студенческие годы в Белграде. Как они бедствовали, как он продавал газеты, чтобы заработать на хлеб. И, конечно, описать постриг».