Путь к пониманию этих истин для Федора Еремина оказался долгим, и сейчас, глядя на огни Парижа, он вспоминал себя молодым. Вот он в редакции молодежной газеты и одна из сотрудниц едет по вызову родственников в Париж;. Время «оттепели», можно уже не скрывать, что у тебя родственники из эмигрантов, и даже по особому разрешению поехать к ним.
Что тебе привезти из Парижа? спрашивает уже немолодая журналистка, симпатизирующая молодому таланту, каким считался тогда Еремин.
Карту Парижа. Я изучу город по карте, чтобы знать, куда и как пойти, ведь я все равно буду в Париже.
Сотрудница выполнила его просьбу, и карта Парижа долго висела над кроватью Еремина сначала на съемных квартирах, потом и в собственной «хрущевке».
Через несколько лет место карты заняла картина друга-художника пейзаж с храмом Покрова на Нерли. И только потом, уже в зрелые годы, в красном углу появились иконы.
Ну вот, путь пройден, самолет заходит на посадку, сейчас он побежит по взлетной полосе парижской земли.
И что же? Куда бы сейчас пошел русский писатель Федор Еремин? В Латинский квартал? Монпарнас? Отыскал бы то кафе, где попивал крепкие напитки Хемингуэй? Где тянул кальвадос Эрих Мария Ремарк, книги которого тоже тогда нравились Еремину?
Нет, не это теперь нужно ему. Теперь бы найти храм во имя святого преподобного Серафима Саровского, возникший сначала в гараже для обыкновенного автомобиля. Да-да, с этого и начинал свою службу в Европе владыка, когда оказался в Париже. Потом для русских верующих выделили еще один гараж;. Потом и пустырь между гаражами отдали этим странным русским, которые не хотят ходить молиться в Нотр-Дам де Пари, в другие соборы, знаменитые на весь христианский мир, а молятся вот здесь, на окраине Парижа, в гараже, где нет ни окон, ни вентиляции, а престол сделан из простых досок. Да и что это у них за священник такой? Что-то невнятное произносит, поднимает как-то нелепо руки В странном облачении, которое неплохо бы постирать и погладить Но почему они так слушают его, почему плачут, когда он накрывает их епитрахилью и что-то говорит, почему уходят из этого подобия церкви счастливыми?
Через несколько лет место карты заняла картина друга-художника пейзаж с храмом Покрова на Нерли
И вот уже на месте гаражей начинает строиться каменная церковь. Все зримее ее очертания, такие непривычные для европейского глаза, все отчетливее видны светлые, легкие, словно не из камня созданные стены, плавно восходящие ввысь, поддерживающие барабан с куполом, напоминающим шлем воина. А шлем увенчан крестом, и церковь надо скорее называть храмом он стоит как подарок небес, опущенный самим Христом вот на эти серые парижские улицы.
Да, таков кафедральный православный храм во имя святого благоверного князя Александра Невского. Храмы Серафима Саровского и Покрова Богоматери не так красивы, но все равно к ним тянутся русские люди, припадают, как к матери, к иконам, целуют их. А этот невысокий странный священник им даже больше чем отец. Он приходит на помощь по каждой просьбе, и есть немало свидетельств, что по его молитвам даже безнадежно больные выздоравливают. Божественную литургию служит каждый день, вне зависимости от того, сколько людей приходит на службу. И видели люди, как в тесном, без окон, помещении голубоватый огонь возникал из воздуха и сходил в жертвенную чашу, когда он стоял перед престолом при распахнутых царских вратах, сделанных тогда еще из фанеры.
Вот какой герой теперь занимал сердце и воображение Федора Еремина.
Было странно узнать, что могучий Хэм в толстом вязаном свитере, с обветренным суровыми ветрами лицом, не выдержал испытания болезнью
Да, лучшие книги Хемингуэя о «победе в поражении», то есть о том, что, погибая, человек все равно побеждает. И потому русское сердце так восприняло этого американца, что в основе его сочинений лежала Христова идея, хотя многие этого не понимали. Да и сам «папа Хэм» не был верующим и потому выстрелил в себя, не захотел жить без виски с содовой и без охоты на зверье, без путешествий и женщин. Весть о его самоубийстве скрывали, замазывали «версиями», но все равно ведь правды не скроешь. И кумир молодой советской интеллигенции стал меркнуть все же было странно узнать, что могучий Хэм в толстом вязаном свитере, с обветренным суровыми ветрами лицом и седой челочкой не выдержал испытания болезнью и выбросил свою душу в сточную канаву, пустив себе пулю в рот.
Аэропорт Орли, ярко освещенный, из стекла и бетона, был похож на подарочную коробочку, сделанную для удобства и комфорта пассажиров.
Алексей Иванович на правах хозяина пригласил путешественников в ресторан. Предложение приняли и скоро уселись за круглый, покрытый белой крахмальной скатертью столик с изящной вазочкой, в которой стояли живые гвоздики. С помощью Алексея Ивановича разобрались, кто что будет есть и пить, и когда выяснили все полетные дела, вернулись к беседе о владыке Иоанне.
Милош, обещавший рассказать о Мильковском монастыре, начал:
Этот монастырь для сербов все равно как Свято-Троицкая лавра для русских. Чтобы не утомлять вас, скажу лишь о двух сербах по имени Милько, в память которых и стали называть этот древний монастырь. Ведь он неоднократно разрушался то турками, то еще кем-то из захватчиков. В восемнадцатом веке монастырь восстановил торговец Милько Томич, в веке девятнадцатом священник Милько Ристич. Он принял постриг с именем Мелентий. Восстановил монастырь в тяжелейших условиях. Пережил два сербских восстания. В монастыре и упокоился, как преподобный Сергий в Троице. Вообще-то монастырь называется Введенским, потому что главный храм Введения Богоматери во храм. Это важно, потому что наш владыка принял постриг именно в этом храме.