У нас в компании тоже ходили слухи о грядущих сокращениях, но как-то не верилось. Пока что сохранялись прежние объемы продаж, хорошо и вовремя платили зарплату, еще были в карманах деньги.
В офисе отменили только статью расходов на чай-кофе и сахар. Теперь мы раз в неделю сбрасывались, и Рома или Коля ездили в ближайший магазин и закупались там Гринфилдом и Нескафе. Конечно, к концу недели все это заканчивалось.
Проклятая контора! бубнил Родион, наливая себе седьмую за день чашку. Дайте чайку кто-нибудь! И сахарку!
Не-не-не, сахарку Родиону ни в коем случае не давать! прыскал со смеху грузчик. Человек ни разу в жизни у стоматолога не был, так что не надо и начинать! Что ж портить такие зубы!
Не-не-не, сахарку Родиону ни в коем случае не давать! прыскал со смеху грузчик. Человек ни разу в жизни у стоматолога не был, так что не надо и начинать! Что ж портить такие зубы!
У Родиона не было половины зубов, оставшиеся были железными.
Вот сволота! качал головой Родион, забирая у смеющейся Ларисы протянутый ему пакетик чая.
И вообще, Родион, это еще разобраться надо, продолжал Лёня, кто довел офис до столь жалкого кризисного состояния! Кто потырил для дочек все ручки из офиса? Кто перетянул домой все фирменные пакеты? Кто у нас самое слабое звено?
Я смеялась вместе со всеми, и это немного снимало напряжение и тревогу.
Но как-то в начале ноября, когда солнце уже редко появлялось на небе, затянутом серой непроглядной пеленой, когда очередное падение рубля нагнало страху на россиян, Рома приехал в офис вдребезги пьяным. Он тяжело проковылял своими длинными ковбойскими ногами мимо бухгалтера и Лоры, зашел в менеджерскую и с размаху упал на стул. В комнате сидели только Андрей и Коля. Андрей сказал Роме, что являться в таком виде на работу это уже совсем никуда не годится, что он оштрафует Рому и лишит новогодней премии. На что Рома расхохотался и ответил: «Да какое это теперь имеет значение?! Андрей, да скажи уже всем! Будь хоть тут мужиком, а не карапулем». И дальше Рома, не стесняясь в выражениях, иронично смеясь и хлопая в ладоши, начал рассказывать Коле, что компания наша к Новому году обанкротится, что дело это уже решенное, наш филиал зароют к чертям собачьим, и все окажутся на улице без выходного пособия. Он смеялся над Андреем и его желанием скрывать все до последнего, издевался над его обещанием новогодних премий, уверял, что Андрей еще в начале октября знал все о закрытии офиса, когда поехал утверждать бюджет на следующий год, а ему не выделили ни копейки. «Я ручаюсь, что нам даже положенные два оклада при увольнении не выдадут! И ты, карапуль, ничего не сможешь с этим поделать!» После этого Андрей и Рома подрались. Рома был выше и сильнее, но он был сильно пьян, поэтому силы их были приблизительно равны. Они швыряли друг друга по офисным столам, сломали стул и перевернули шкаф с рекламными брошюрами и выставочными материалами. Каким-то чудом в этом светопреставлении уцелели мониторы компьютеров. Коля пытался разнять Андрея и Рому, пока сам не получил кулаком по уху. Антонина Ивановна позвонила грузчикам, и те тотчас прибежали, но больше смеялись, чем разнимали дерущихся. В конце концов, Рому оттащили, и Лёня отвез его домой отсыпаться.
Я узнала об этом только вечером, когда вернулась в офис после очередного объезда территории. К тому времени Андрей с Колей и Антониной Ивановной успели убрать в менеджерской. От бушевавших пару часов назад страстей остались только сломанный стул и большая вмятина от кулака на двери. Говорили, что вмятину эту сделал не Рома и даже не Андрей, а грузчик Лёня. В пылу и экстазе он тоже принялся махать кулаками, выбрав своей жертвой изображение Лепса на календаре, который как раз и висел на двери. Я, кстати, всегда удивлялась, что делает у нас в конторе лицо этого импозантного певца, продающего оптику? Мне объясняли, что его очень любит глава нашей корпорации, и календарь вешался к его приезду, хотя это совсем не объясняло, почему он продолжал там висеть до сегодняшнего дня! Теперь календарь сняли из-за рваного разрыва, который тянулся от очков до полосатого костюма Лепса, и вмятина красовалась на двери, привлекая к себе внимание.
На следующий день Рома приехал на работу, чтоб написать заявление об увольнении по собственному желанию. Я застала его, когда он уже выходил из здания. Его хмурое лицо было серым и помятым, нос распух после вчерашней драки. Я улыбнулась ему, он хмыкнул и хотел пройти мимо меня к своей машине.
Ром, подожди минутку!
Я уволился, Даш. Больше не увидимся, сказал он, не глядя на меня.
Мне очень жаль, я опешила.
Прибереги свои соболезнования. Через месяц ты тоже не будешь тут работать.
Да нет
Поверь мне!
Я хотела сказать тебе
Даш, прервал он меня. Все уже неважно.
И сел в машину. Хлопнул дверцей и рванул с места.
Я стояла и смотрела ему вслед. Неужели это всё? И мы так и расстанемся навсегда: он с обидой, я с чувством вины. У меня не будет больше шанса поговорить с ним, ведь он не захочет меня видеть. И никакой возможности облегчить себе душу, примириться. А нужны ли ему мои покаяния и объяснения? Не больней ли ему было бы от них? Я не знала.