После очередной порции васаби он поймал мой взгляд.
Порой мне кажется, что ты меня осуждаешь. Я тебе не нравлюсь? спросил он.
Ну почему же? ответила я. Ты неплохой парень.
Но?
Что-то мешает тебе жить, а людям рядом с тобой быть счастливыми.
И что же это?
Мне трудно определить словами.
Ну попробуй!
Может быть, то, что ты считаешь себя каким-то особенным.
А это не так?
Нет.
Что еще?
Ты принимаешь хорошее отношение к себе как должное, а сам ничего хорошего не делаешь в ответ.
Еще?
Не знаю. Я не составляла список.
То, что я пью, что я эгоист?
Я пожала плечами.
Я плохо тебя знаю, но если ты так считаешь
Вот именно! Ты плохо знаешь меня и мою жизнь! выкрикнул он.
А почему ты думаешь, что трудности в твоем прошлом позволяют тебе быть эгоистом в настоящем?
Потому что легко сидеть и задавать вопросы, когда все было хорошо и безоблачно.
Ты тоже плохо знаешь меня и мою жизнь.
Через пятнадцать минут мы уезжали домой на такси. Туман стал значительно реже, и был он уже не золотистым, а грязно-серым. Начинало светать. Вялое осеннее утро ползло по городу с востока на запад. Мы ехали в такси молча.
.* * *
Когда я проснулась, Анька сидела на кровати и переписывалась смс-сообщениями.
С кем это ты?
С Илюшей.
Ты будешь продолжать с ним встречаться?
Он очень извиняется за свое вчерашнее поведение, говорит, что такого больше не повторится. Обещает бросить пить.
Я кивнула головой и промолчала. Надо было собирать чемодан, через пару часов уже было отправление поезда на Курск.
С кем это ты?
С Илюшей.
Ты будешь продолжать с ним встречаться?
Он очень извиняется за свое вчерашнее поведение, говорит, что такого больше не повторится. Обещает бросить пить.
Я кивнула головой и промолчала. Надо было собирать чемодан, через пару часов уже было отправление поезда на Курск.
Мы пообедали в кафе около вокзала. После бессонной ночи у обеих трещали головы. Мы пили кофе, чтобы хоть как-то взбодриться. Но в недорогой забегаловке он был мутным, пережжённым и только вызывал изжогу вместо бодрости. Я заметила, что Анькина рука все время лежала на телефоне, чтобы не пропустить смс.
Перед выходом на платформы к нам подбежал Илюша. Я думала, что мы не увидимся больше никогда. Выглядел он гораздо лучше, чем можно было ожидать после его дипсомании. Илюша обнял и поцеловал Аньку и попросил у меня прощения за ночной взрыв. Затем достал из-за спины небольшого плюшевого тигренка с красной розочкой в пушистых лапках.
Маленькая зверушка тебе на память! Корми его.
Спасибо! Какой он милый! воскликнула я.
Самый обычный Тигра, как и миллионы других Тигр, засмеялся он. Но ты же любишь обычных!
Особенным делает любовь. Я полюблю его, и он станет особенным только для меня.
Точно и без опозданий к платформе подъехал поезд, мы зашли в вагон, Илюша поставил мои вещи на верхнюю полку, Анька крепко обняла меня и сказала:
Дашка, спасибо, что ты приехала! Это были чудесные дни для меня! Я никогда их не забуду!
Анька, я тоже никогда не забуду этот отпуск! Ты прекрасный человек!
Мы крепко обнялись, поцеловались, и Аня с Илюшей вышли из вагона. Они стояли, обнявшись, на платформе напротив моего окошка и описывали пальцами в воздухе сердечки. От объятий Илюши Анька порозовела и счастливо улыбалась. Поезд долго не трогался. «Киев не хочет тебя отпускать» написала мне смс Анька.
Наконец мы поехали, Анька с Илюшей скрылись из виду, за окном поползли вокзал и железнодорожные постройки. Я забралась с ногами на сиденье и провожала взглядом дома, мосты, Днепр, Родину-мать, вывески магазинов, спортклубов, пока они не сменились пустыми черными полями Прощай, Киев!
Глава III. Ноябрь
Кризис
Об экономическом кризисе в стране говорили все, на каждом шагу. Первый вопрос двух встретившихся людей звучал так: тебя кризис затронул? И отвечали тоже одинаково: да, затронул! Этот вопрос мне стали задавать даже чаще, чем набившее оскомину: «замуж не собираешься?» Страна все глубже погружалась в финансовую катастрофу. По телевизору ежечасно повторяли о волне увольнений и растущем уровне безработицы. Фирмы и магазины закрывались, все чаще по городу мелькала вывеска со словом «Аренда». На центральные улицы вышли скрывавшиеся до этого где-то в тени калеки и бездомные и протянули руки в просьбе о милостыне. Люди больше не ходили на бизнес-ланчи в рестораны, а приносили картошечку с котлетой из дому. На Новый год никто уже не собирался на лыжные курорты, все опять решили праздновать по домам. Сумасшедшими темпами рос доллар. В банковских кассах за покупкой валюты выстраивались бесконечные очереди, но обменять успевали немногие, валюта заканчивалась, и окошки закрывались. Обещали, что зимой доллар будет стоить вдвое дороже, а, следовательно, вдвое дороже станут продукты, одежда, вырастут в цене бензин и коммуналка. Мама итак уже регулярно показывала мне чеки из магазинов и рассказывала, что буквально за неделю макароны подорожали на семнадцать рублей, а сливочное масло на двадцать. В этот раз я дала ей с зарплаты больше денег, чем обычно, и она уже не встречала меня злобным взглядом с порога.