Мы не сложим оружия, бледный, но решительный Воронов скрестил руки на груди.
Я сделаю всё, чтобы устроить вам выход без разоружения. Совру, если надо. Господь простит мне этот грех, надеюсь, Ирина Ивановна широко перекрестилась. А вы, коль выберетесь отсюда, то, как я сказала сразу же прочь из города. На Дон, на Кубань, в Таврию.
А что же вы, госпожа Шульц?
А я, господин Бурмейстер, останусь здесь. Тут я сейчас нужнее.
С ними, значит, останетесь, тяжело взглянул тот. С бунтовщиками. С эс-деками!..
Это неважно, Ирина Ивановна слегка побледнела, но голос оставался твёрд. За себя я сама отвечу, за все прегрешения свои. Ну же, господа, хватит уже. Решайтесь.
Повисло тяжкое молчание. Октябрьский ветер еле шевелил нагие ветви осень пришла ранняя, вся листва давным-давно опала. Серые туши облаков продавили небо, словно толстяк тощий казеный матрас, набитый соломой.
Хорошо, господа, наконец решился Леонид. Я вам верю, Ирина Ивановна. Мы оставим позиции. Но только
Но только выходя отсюда строем и при оружии! поспешно перебил Иван.
Кевнарский только кивнул.
Собирайте юнкеров, тихо сказала Ирина Ивановна. Я предупрежу тех. И вернусь. И пойду с вами. Если что-то случится умру первая.
Юнкера замялись.
Ну, мы тогда того?..
Собирайте своих, настойчиво повторила госпожа Шульц. Пулемёты бросьте. Выходите через мост, колонной. Я вас встречу.
Ага, мы колонной, а нас залпами или очередями, проворчал Бурмейстер, но уже больше для порядка.
Не будет этого, убеждённо сказала Ирина Ивановна. Пока не будет. Пока их ещё можно уговорить. Воззвать к совести, к милосердию. Но чем дальше, тем труднее. Они попробуют кровь на вкус и она им понравится.
И сказала она это так, что юнкера больше уже не спорили.
Они хотят что?! у комиссара Жадова, казалось, вот-вот из ушей повалит дым от возмущения. Выйти с оружием?!
Ирина Ивановна на миг зажмурилась. Выдохнула. И вновь открыла глаза.
Товарищ Михаил. Это юнкера Павловского училища, «павлоны». Они не побегут, даже под шрапнелью. У них там три станковых пулемёты и я заметила не меньше пяти ручных. Полковник Иванов был прав их позиция весьма неплоха, за водной преградой, хоть и неглубокой. Умоемся кровью, товарищ комиссар, и задачи не выполним. Пусть уходят. У врага оголится тыл. После этого «временным» останется только сдаться.
А эти господинчики?!
А что они нам сделают? Пусть бегут. Я ведь знаю эту публику, преподавала таким же. Слово будут держать. Разойдутся по домам, попрячутся в имения, у кого они остались. А там разберёмся и с эксплуататорскими классами!
Это вы верно говорите, товарищи Ирина насчёт эксплуататорских классов Но эти-то, юнкеришки
Всё! оборвала спор Ирина Ивановна. Я иду к ним. Я обещала. А вы, товарищ Михаил объясните товарищам, что это для нашей же победы. В них меньше стрелять будут.
Повернулась спиной и пошла, твердо стуча каблучками ботиков по брусчатке. А навстречу ей, по Таврической, от задних ворот сада, двинулась толпа фигур в длинных шинелях, винтовки наизготовку.
Отставить! как заправский фельдфебель, скомандовала Ирина Ивановна, слегка запыхавшись. В колонну по четыре становись! На пле-чо! Шагом арш!
Юнкера шагнули, дружно, в ногу, как их учили и как они умели.
Шли мимо испуганно-занавешенных окон, словно тяжёлые шторы или даже подушки могли кому-то помочь или от чего-то защитить.
Шли мимо наглухо запертых парадных, которые, однако так нетрудно будет разбить ломами или попросту подорвать гранатами, коли нужда придет.
Шли мимо провожавших их насмешливыми взглядами красногвардейцев:
Давай, давай, белая кость! Проваливай, покуда живы!..
Однако телегу в баррикаде всё-таки откатили.
Юнкера промаршировали сквозь, не повернув голов.
Ирина Ивановна смотрела им вслед, пока колонна «павлонов» не скрылась за углом, повернув на Суворовский проспект.
Ну, что ж вы медлите, товарищ Михаил? Проявляйте революционную инициативу и сознательность, занимайте позиции отступившего врага!
Комиссар хотел что-то сказать, хотел словно даже схватить Ирину Ивановну зачем-то за локти, но вовремя опомнился.
И его отряд на самом деле «занял позиции отступившего врага» ровно в тот момент, когда через разобранную баррикаду одна за другой проехали три конных запряжки с лёгкими горными пушками.