«Эти» и «с ними» у него получилось почти ругательствами.
Та-ак! Господа юнкера, это, во-первых, долгая история, а, во-вторых, к тому, что я должна вам сказать, касательства не имеет, голос Ирины Ивановны зазвенел привычным металлом.
Пришли, чтобы предложить нам сдаться? мрачно бросил Кевнарский.
Послушайте меня, Ирина Ивановна прижала руки к груди. Таврический дворец окружен. У Временного Собрания нет сил даже на то, чтобы его удержать, не говоря уж о том, чтобы отбить город. Немецкие добровольцы не вмешиваются. Они договорились с Петросоветом. Будут выжидать. А сюда сейчас подтянут артиллерию на прямую наводку сколько вас здесь, господа юнкера? Сотня? Две? А вокруг дворца тысяч десять, это самое меньшее. И я бы поняла, защищай вы Государя. Но этих они же изменили присяге! Это гнусные мятежники, смутьяне, хуже любых бомбистов!.. Зачем вам умирать за них, мальчики?!
Мы не мальчики! немедленно вспылил Бурмейстер.
Леонид был моим учеником, совсем недавно, парировала Ирина Ивановна. И из вашего ведь возраста и другие в Павловское училище попали, так?
Так. Степка Васильчиков, например. Он тоже здесь, Ирина Ивановна.
Очень хорошо. Тогда слушайте меня внимательно, господа юнкера. Я устрою так, чтобы вы отсюда бы вышли. И даже с оружием.
Даже так? насмешливо перебил Бурмейстер. Чтобы сбежали? Забыли присягу? Долг?
Ваш долг, Иван, защищать Государя, медленно и холодно проронила Ирина Ивановна. Государя, а не этих мятежников. Не этих смутьянов. Вы разве не слышали, что я говорила?
Царь это всё допустил, отвернулся Бурмейстер. Говорят, что и от престола отрекся. За что его и выпустили. Он, небось, уже кофий в Баден-Бадене пьёт. А нам за него умирать? Временное-то Собрание, как-никак депутаты Государственной Думы!
А «петросовет» этот настоящие мятежники! поддержал Кевнарский.
Они тоже мятежники, голос Ирины Ивановны упал до шёпота. И, если вы сейчас будете сопротивляться здесь, вас просто перебьют. А если сдадитесь после того, как всё кончится расстреляют. У поганого рва, как самых презренных дезертиров. Вас для этого матери растили? Или, Бурмейстер, может, вы сами слышали, как Государь отрекается? Или лично в Баден-Баденской кофейне встречали? Нет? Тогда молчите и слушайте, что я вас скажу. Собирайте всех своих. Всех «павлонов». И уходите из города. Пробирайтесь на юг, к Елисаветинску, Ростову, к областям Войска Донского. Государь будет там. Если вы ему верны то верны должны быть не только, когда вас милостями осыпают. Или, Воронов, я вас как-то иначе учила?!
А что ж вы сами, мадам Шульц, с красным бантиком щеголяете? скривился Бурмейстер.
Для того, чтобы таких дураков, как вы, Иван, из беды вытаскивать, глаза Ирины Ивановны яростно сверкнули. Ну, что, согласны? Я вас выведу отсюда. Я обещаю. Пойду рядом с вами и, если что-то не так вы успеете меня застрелить. Я вам даже свой «люгер» отдам.
Юнкера переглянулись в смущении. Даже Бурмейстер как-то зачесал затылок, замигал, отводя взгляд.
Хотите умереть за Россию? Ещё успеете. Но не сегодня. И не здесь. Ну?..
Она права, господа, тихо вымолвил Воронов, глядя прямо в глаза друзьям. Скажите скажите этим, что мы готовы уйти.
Но только с оружием! тотчас вставил Кевнарский.
И с пулемётами! добавил Иван Бурмейстер.
Ирина Ивановна устало улыбнулась.
Пулемётов обещать не могу. Но вы себе другие достанете, я уверена.
Юнкера переглянулись.
Господа, нажимала Ирина Ивановна, сейчас сюда подтащат артиллерию. Поставят на прямую наводку. И вас разгромят. Да, вы отдадите жизни но за что? За кого?
За свободу, мрачно ответствовал Бурмейстер. За свободную Россию.
Которой для свободы нужно что, непременно устроить людобойство? Свергнуть законного монарха, помазанника Божия? Посадить себе на шею этих расфраченных кукол из Думы, возомнивших, что они могут управлять тысячелетней державой? Ах, господа, господа юнкера! Охотно бы дискутировала с вами о свободе и пути России и дальше, но время истекает. Люди, что здесь командуют, она кивком указала себе за спину, они совсем иные. Они не колеблются, они полгорода снарядами снесут, если нужно. Есть тут мирные обыватели или нет, неважно. Поэтому не надо упираться. Спорить о высоких материях хорошо с живыми. А не с мёртвыми, в коих вы, друзья мои, неминуемо обратитесь.