Отвали, огрызнулась Эванс, отказываясь объясняться и раскрывать ему душу.
Лиам был ее лучшим другом, прошедший с ней треть всей жизни и множество неоднозначных ситуаций, но даже ему она не могла рассказать всего. Как объяснить очень ревнивому, капризному, избалованному мальчишке, что ты находишься в весьма неоднозначных взаимоотношениях с его старшим братом, который и является причиной всех комплексов Лиама, и при этом испытываешь нечто сродни симпатии к саму мелкому говнюку. Это уже не забавное, а порой немного милое чудачество, а конкретный такой сдвиг «по фазе», признаваться в котором она не хотела и самой себе, не то, что еще кому-то.
Ладно, дома поговорим, Ларссон перестал наседать и решил отложить серьезный разговор для более подходящего момента. Буду поздно, он наклонился и поцеловал девушку в макушку, как делал всегда. Я позвоню, бросил он на ходу, разворачиваясь к двери.
Дома? окликнула она его. В каком еще «дома», Ларссон? опешила она.
Эванс решила, что раз ее состояние пришло в относительную норму, то возвращаться к нему в пентхаус не было никакого смысла, а коротать ночи в ее клоповнике в Северном Нордэме мажорику точно не хочется.
Ой, я и забыл, что ты у нас дикая, мышка, Ларссон захохотал в голос. Улицы старого города твоя естественная среда обитания, молодой человек остановился, чтобы просмеяться прямо посреди приемной, согнувшись пополам.
Ах, ты, только и успела сказать она, и в Лиама полетел степлер, который он без труда поймал и сунул в карман.
Я ушел! помахал он возмущенной девушке, выбегая за дверь. Born to be Wi-i-ild! напевал во весь голос мелкий говнюк, шагая по пустому коридору к лифту.
***
Телефон Эванс в очередной раз задребезжал, привлекая к себе внимание.
Да выруби ты его, я и так сосредоточиться не могу! Либерсон была в бешенстве от постоянного вибрирования телефона подруги.
Из Парижа, как говорится «с любовью», ей доставили партию семян редких орхидей, и высадка оных на субстрат предполагала стерильность и осторожность, и, что вполне логично, полнейшее исключение каких-либо отвлекающих факторов, но нет же! Телефон ее подруги, которая после поездки в заброшенную промзону попала к Мире в рабство до скончания времен, вибрировал без остановки на протяжении десяти минут. Сама же Эванс, единожды посмотрев на номер звонившего абонента, по-галльски пожала плечами и усердно игнорировала вызовы, будто бы телефон совсем не звонил, и ее не раздражала мерзкая вибрация.
Ничего. Батарея скоро сядет, Эванс виновато улыбнулась, но ее лицо было закрыто маской, и Мира не увидела ничего, кроме огромных серых глаз подруги.
Обе девушки были одеты в стерильные костюмы, самое страшное в которых оказалось чертово одноразовое белье, оказавшееся на поверку весьма удобным, если исключить факт создававшегося впечатления, что под костюмом ты, как говорила мисс Либерсон, без никто.
Эванс! Либерсон в который раз повысила на подругу голос, и от ее дыхания сквозь медицинскую маску мелкие семена на предметном столике дрогнули и, благо, что не разлетелись по столу золотой пылью.
Еще пара минут и ему надоест, успокоила ее Эванс и попыталась переключить внимание Миры со звонившего телефона на повод, по которому они сегодня здесь.
Нет, не надоест! спустя годы Миру так уже не так легко было провести. «Девушка копа это диагноз», подумала Эванс и смирилась с нынешним положением вещей.
Он не успокоится, пока не получит, что хочет! закричала Мира, голос которой звучал обижено.
Что ты имеешь в виду? насторожилась Эванс.
В эмоциональном запале Либерсон мелила все подряд, включая свои умозаключения, которые никогда бы не высказала, будь она хоть на йоту спокойнее. Но фитиль ее терпения, подожженный постоянными звонками, догорел, и взрыва было не миновать.
Мира, успокойся, ему просто скучно, Эванс надеялась унять излишне взбудораженную подругу.
Миа, с назиданием высказала Либерсон, я, конечно, тебя люблю, дорогая, но это уже ненормально! последнее слово девушка буквально прокричала, отъехав на табурете от стола, чтобы напрочь не сдуть семена глубоким дыханием.
Да что ты такое говоришь? Эванс поставила на стол банку с агаром и плотнее натянула маску.
Ты срываешься и бежишь к нему по каждому его зову, а он даже за человека тебя не считает. Ты для него всего лишь забавная домашняя зверушка, с которой богатенький сноб развлекается, пока ему скучно, и спихивает на тебя всю грязную работу, выпалила Мира, пытаясь донести до подруги всю суть своих претензий.