Интересно, как чародеи-звездочеты назовут этот год? задумался я.
Может, годом жадного барсука? предположил Тамиор.
Почему именно барсука и почему жадного?
Потому, мой простодушный друг, что, как раз перед отправлением на охоту, я покупал припасы на рыночной площади и был обсчитан торговцем по имени Пиру ровно на три золотых и три серебряных монеты. Проклятый барсук, нарочито гневно процедил сквозь сжатые зубы бородач. И ведь в который раз! возмущенно продолжал он. Теперь я точу обиду на всю расу канри. Как вернёмся, пересчитаю ему все ребра, что отыщу под шерстяной шкурой.
Прости дружище, но канри варят лучший эль во всём Тилрадане, заливисто расхохотался я, и вряд ли звездочеты оставят себя без выпивки, назвав год в честь жадного барсука и тем самым обидев каждого канри, а хмелеваров в особенности. Скорее, это будет год «Ворчащего скряги» или год «Белобородого зануды».
Не-е-е-т! Типун тебе на длинный язык. Нет! повеселев ещё больше, сквозь смех проговорил мой спутник. Только не в ущерб выпивке, шутливо запричитал он. Это я уж так, пар выпускаю. Но если предыдущее название грозит обернуться столь непоправимыми бедами, то может тогда пусть будет год «Бездонного выпивохи»?
Да, можно и так, ответил я. Или год «Бестолкового ловеласа», который не может пропустить ни одной заезжей дамы.
Это почему ещё «бестолкового»? вскинулся бородач. Я, между прочим, в этих делах отлично знаю толк. Много толка. Я, можно сказать, мастер романтического толка, он на секунду запнулся, толковый романтический мастер! гордо выдал белобородый наконец. В общем, попрошу без наговоров, картинно скривился он, однако не скрывая того, что и сам доволен своими любовными похождениями.
Тогда пусть будет год «Полного кошелька», хлопнул я пятерней о колено.
Хм, или год «Бесконечных заказов охотникам на редких тварей, таким как мы», поддакнул воин.
Ну, это слишком длинное название, с нарочитой серьезностью отмахнулся я. Может, год «Нуждающегося алхимика»?
Думаю, надо заканчивать с этими идеями, чуть склонившись и приставив раскрытую ладонь ко рту, шёпотом процедил Тамиор.
Почему? повторив те же заговорщические действия, прошептал я в ответ.
Потому, что имеется у меня подозрение, что те самые пресловутые чародеи-звездочеты сидят сейчас у себя в мастерских, смотрят на нас сквозь какое-нибудь сокрытое чародейское окошко и тщательно конспектируют каждую нашу светлую мысль. Чтобы затем все последующие годы не ломать голову над названиями.
Мгновение я обдумывал слова товарища. Затем на моём лице независимо от меня же самого стала расползаться широкая улыбка и несколько секунд тишины взорвались громким и задорным смехом двух путников. Облокотившись на спину, я отсмеялся, протянул руку к тюкам с добычей, уложенным возле наскоро сработанных из двух жердей и нескольких перекладин волокуш, выудил из поклажи мех, заполненный наполовину элем, сделал несколько крупных глотков и перекинул питьё бородатому приятелю. Тот откупорил пробку, немного пригубил ароматного напитка и тихо, как бы опасаясь воображаемых соглядатаев, продолжил:
Вот ещё неплохое название год «Горного клыкаря», при этих словах Тамиор поднял увесистую связку рогов, покоящуюся поверх упругого тюка из плотных шкур, и потряс ею перед собой.
Да, такое название пришлось бы как раз кстати. Ведь именно оно и привело нас в Капризные горы, а впоследствии даже задержало чуть дольше, чем было намечено. Мы с моим приятелем жили тем, что охотились на зверей. Местные и заезжие алхимики часто просили добыть кровь, когти, перья и прочие потроха редких существ, которые служили ценными реагентами для их ремесла. Такая работа была труднее и в разы опаснее, чем, к примеру, простое истребление слишком расплодившихся в ближайших лесах диких кабанов по просьбе городского старосты. Но и оплачивалась она куда более звонкой монетой. Чародеи, маго-инженеры, ядотворных дел мастера и прочий учёный люд не скупились на золото и щедро платили за выполненные контракты. И потому, десять дней назад мы отправились в неприветливый, но носящий весьма зычное имя край. Чтобы поохотится на богатых костью и зубами тварей, и поправить тем самым здоровье наших донельзя исхудавших кошельков.
***Капризные горы поистине являлись территорией недружелюбной. Гигантские извилистые хребты и отвесные массивы соединялись тонкой паутиной узеньких троп и редкими, не больше пары десятков метров в диаметре, пяточками пологих проплешин, которые могли служить единственно возможными местами для малых привалов и полноценного ночлега. Жидкие, сморщенные и скрюченные, как старушечьи пальцы, низкорослые кустарники не были способны обеспечить путников укрытием от палящего солнца днём, а крайняя малочисленность пригодных для стоянки плато или пещер порой не позволяла дать отдых намозоленным ногам даже ночью. Изменчивая, непредсказуемая погода испытывала на прочность незваных гостей нестерпимым зноем, резко, будто в насмешку, сменяясь грозовыми ливнями, а с наступлением темноты и вовсе оборачиваясь порывистыми ледяными ветрами.