Так вот сам бы и поехал.
Ох, Тяй, ты многого не знаешь. Я, до того как стать организатором, поработал простым погонщиком. Я изнутри знаю все трудности и прелести вашей будущей работы.
Ага, только ты гонял мелких улиток с одного луга на другой, услышали они тяжёлый бас требухи Китовый Ус. Она вышла из трактира и потянулась, счастливо улыбаясь и вдыхая свежий утренний воздух. Привет, Тяй, здорово, Пупырь, ты чего такой грустный? Друга провожаешь? Ничего, не беспокойся, все когда-то начинают стоящие дела, а потом их за уши не оттянешь.
Привет, Ус.
Здорово, китобой, хмуро произнёс ротан. А грустный я не поэтому, просто как-то жалко пропускать осень.
А зачем тебе пропускать осень? С какого айсберга? изумилась требуха. Ты же не кикимора болотная, не водяной, в спячку не впадаешь. Вся осень твоя.
Всё правильно, только я с Тяем улетаю на погоняло.
Кто? Ус чуть не села от удивления.
Ты? не меньше поразился сам скрыга.
Да, скромно согласился ротан, можете спросить его.
Можете даже не спрашивать, махнул рукой Хтырьтебя, мы уже оформили все бумаги, так сказать, формальности позади. Кстати, Тяй, тебе тоже нужно подписать пару бумажонок.
Мне тоже, Тяй был настолько смущён, что не мог сдвинуться с места. И даже когда вышел панцирь Кетмень, поздоровался со всеми и, приобняв требуху (полностью её обнять вряд ли кому удалось бы), склонил голову на её широкий живот это не произвело должного впечатления. А Ус светилась и ласково поглаживала голову своего возлюбленного.
Как так? не понимал Тяй происходящего.
Да видишь ли, растерянно начал говорить ротан, я подумал, что тебе будет трудно одному, скучно.
Что вы говорите?! воскликнул нанимала. Как можно скучать в окружении таких великолепных созданий, как порхающие цветы, они же бабочки.
Не про то разговор, обиделся ротан, я имею в виду близких друзей. Без них трудно в таком мероприятии, как перегон бабочек. Вот я и подумал
И меня про это не спросив вздохнул Тяй.
Ты не рад?
В общем, конечно, рад, но как твоё хозяйство?
Ничего, перетопчется, хотя на всякий случай я попросил Дуську присмотреть за ними.
Интересный поворот, задумался нанимала, сова приглядывает за мышами и воробьями.
А что тут интересного? пожал плечами ротан и сурово посмотрел на Хтырьтебя.
Нет, я просто подумал, что ведь совы ловят мышей, и всякое прочее
Ловят вне моего дома, а под крышей они очень даже дружны. И мне кажется, она их окружит материнской заботой.
Я тоже с тобой согласен, спешно согласился с ним нанимала, иногда для расшалившихся мышей нужна материнская строгость.
Что вы всё о мышах да совах, требуха нежно отодвинулась от панциря и достала из-под фартука вязанные носки. Это тебе, Тяюшка. А то, что Пупырь с тобой отправится в перегон, я не знала, поэтому у меня нет ему дорожного подарка, она виновато развела руками.
Подожди, дорогая, сказал Кетмень, у меня есть славные перчатки, в самый раз для перелётов.
Ох, Кетмень, потряс головой ротан, ты уже требуху называешь «дорогая»?
А что тут странного? буркнул панцирь. Она теперь моя невеста, мы решили зимой пожениться.
Вот те раз! Тяй почесал за ухом.
Да, игриво проговорила требуха, и тебе, Тяюшка, большое спасибо за это. Открыл мне глаза.
Вообще, это не я, а Пупырь увидел, что вы неравнодушны друг к другу.
Неужели?! всплеснула руками Ус. Но ты же мне об этом сказал.
Да, но первым был Пупырь, он у нас глазастый.
Всё отлично, всё прекрасно, затараторил нанимала, я всех поздравляю, но, к сожалению, времени осталось в обрез. Пора улетать, сегодня отбывает последний недельный дирижабль, вам, друзья мои новоиспечённые погонщики, места уже забронированы, так что прощайтесь с молодожёнами и в путь.
На Лысой поляне у старого дуба без вершины (когда-то молния посчитала его рост великоватым) пришвартовался дирижабль. Туда они шли, казалось, целую вечность. Суматохой, прощанием, советами, дружеским похлопыванием по спинам, просьбами, всхлипами был наполнен этот, в общем-то, короткий путь. Тяй надеялся тихо, без шума удалиться к своему месту назначения, но многие окружающие его жители и знакомцы узнали, что он стал погонщиком и отправляется в своё первое путешествие. Они выходили на дорогу, ведущую к поляне, чтобы попрощаться с ним, но, как выяснилось, ещё и с ротаном. Последнее обстоятельство привносило дополнительные охи, с оттенками удивления и восхищения, что также сказалось на скорости их продвижения. Когда до поляны оставалось не больше сотни метров, Хтырьтебя уже нервно заламывал руки, тёр свой и без того покрасневший нос, вскрикивал, постоянно говорил, чтобы народ не толпился на дороге, и, подпрыгивая, махал руками капитану дирижабля грейту Мистралю.