Позволю себе процитировать несколько эпизодов из романа Тургенева «Отцы и дети».
Наконец пожаловал, проговорил отец Базарова, все продолжая курить, хотя чубук так и прыгал у него между пальцами. Ну, вылезай, вылезай, почеломкаемся.
Он стал обнимать сына «Енюшка, Енюша», раздался трепещущий женский голос. Дверь распахнулась, и на пороге показалась кругленькая, низенькая старушка в белом чепце и короткой пестрой кофточке. Она ахнула, пошатнулась и наверно бы упала, если бы Базаров не поддержал ее. Пухлые ее ручки мгновенно обвились вокруг его шеи, голова прижалась к его груди, и все замолкло. Только слышались ее прерывистые всхлипывания.
Старик Базаров глубоко дышал и щурился пуще прежнего.
Ну, полно, полно, Ариша! перестань, заговорил он, поменявшись взглядом с Аркадием, который стоял неподвижно у тарантаса, между тем как мужик на козлах даже отвернулся. Это совсем не нужно! пожалуйста, перестань.
Ах, Василий Иваныч, пролепетала старушка, в кои-то веки батюшку-то моего, голубчика-то, Енюшеньку И, не разжимая рук, она отодвинула от Базарова свое мокрое от слез, смятое и умиленное лицо, посмотрела на него какими-то блаженными и смешными глазами и опять к нему припала.
Ну да, конечно, это все в натуре вещей, промолвил Василий Иваныч, только лучше уж в комнату пойдем. С Евгением вот гость приехал. Извините, прибавил он, обращаясь к Аркадию, и шаркнул слегка ногой, вы понимаете, женская слабость; ну, и сердце матери
А у самого и губы и брови дергало, и подбородок трясся но он, видимо, желал победить себя и казаться чуть не равнодушным. Аркадий наклонился.
Пойдемте, матушка, в самом деле, промолвил Базаров и повел в дом ослабевшую старушку.
Вот ещё один эпизод из этого же романа.
Да чуть было не забыл тебе сказать Вели-ка завтра наших лошадей к Федоту выслать на подставу.
Василий Иванович изумился:
Разве господин Кирсанов от нас уезжает?
Да; и я с ним уезжаю.
Василий Иванович перевернулся на месте.
Ты уезжаешь?
Да мне нужно. Распорядись, пожалуйста, насчет лошадей.
Хорошо залепетал старик, на подставу хорошо только только Как же это?
Мне нужно съездить к нему на короткое время. Я потом опять сюда вернусь.
Да! На короткое время Хорошо. Василий Иванович вынул платок и, сморкаясь, наклонился чуть не до земли. Что ж? это все будет. Я было думал, что ты у нас подольше. Три дня Это, это, после трех лет, маловато; маловато, Евгений!
Да я ж тебе говорю, что я скоро вернусь. Мне необходимо.
Необходимо Что ж? Прежде всего надо долг исполнять Так выслать лошадей? Хорошо. Мы, конечно, с Ариной этого не ожидали. Она вот цветов выпросила у соседки, хотела комнату тебе убрать. (Василий Иванович уже не упомянул о том, что каждое утро, чуть свет, стоя о босу ногу в туфлях, он совещался с Тимофеичем и, доставая дрожащими пальцами одну изорванную ассигнацию за другою, поручал ему разные закупки, особенно налегая на съестные припасы и на красное вино, которое, сколько можно было заметить, очень понравилось молодым людям.) Главное свобода; это мое правило не надо стеснять не
Он вдруг умолк и направился к двери.
Мы скоро увидимся, отец, право.
Но Василий Иванович, не оборачиваясь, только рукой махнул и вышел. Возвратясь в спальню, он застал свою жену в постели и начал молиться шепотом, чтобы ее не разбудить. Однако она проснулась.
Это ты, Василий Иваныч? спросила она.
Я, матушка!
Ты от Енюши? Знаешь ли, я боюсь: покойно ли ему спать на диване? Я Анфисушке велела положить ему твой походный матрасик и новые подушки; я бы наш пуховик ему дала, да он, помнится, не любит мягко спать.
Ничего, матушка, не беспокойся. Ему хорошо. Господи, помилуй нас грешных, продолжал он вполголоса свою молитву. Василий Иванович пожалел свою старушку; он не захотел сказать ей на ночь, какое горе ее ожидало.
Базаров с Аркадием уехали на другой день. С утра уже все приуныло в доме; у Анфисушки посуда из рук валилась; даже Федька недоумевал и кончил тем, что снял сапоги. Василий Иванович суетился больше чем когда-либо: он видимо храбрился, громко говорил и стучал ногами, но лицо его осунулось, и взгляды постоянно скользили мимо сына. Арина Власьевна тихо плакала; она совсем бы растерялась и не совладела бы с собой, если бы муж рано утром целые два часа ее не уговаривал. Когда же Базаров, после неоднократных обещаний вернуться никак не позже месяца, вырвался наконец из удерживавших его объятий и сел в тарантас; когда лошади тронулись, и колокольчик зазвенел, и колеса завертелись, и вот уже глядеть вслед было незачем, и пыль улеглась, и Тимофеич, весь сгорбленный и шатаясь на ходу, поплелся назад в свою каморку; когда старички остались одни в своем, тоже как будто внезапно съежившемся и подряхлевшем доме, Василий Иванович, еще за несколько мгновений молодцевато махавший платком на крыльце, опустился на стул и уронил голову на грудь. «Бросил, бросил нас, залепетал он, бросил; скучно ему стало с нами. Один как перст теперь, один!» повторил он несколько раз и каждый раз выносил вперед свою руку с отделенным указательным пальцем. Тогда Арина Власьевна приблизилась к нему и, прислонив свою седую голову к его седой голове, сказала: «Что делать, Вася! Сын отрезанный ломоть».