Ты от Енюши? Знаешь ли, я боюсь: покойно ли ему спать на диване? Я Анфисушке велела положить ему твой походный матрасик и новые подушки; я бы наш пуховик ему дала, да он, помнится, не любит мягко спать.
Ничего, матушка, не беспокойся. Ему хорошо. Господи, помилуй нас грешных, продолжал он вполголоса свою молитву. Василий Иванович пожалел свою старушку; он не захотел сказать ей на ночь, какое горе ее ожидало.
Базаров с Аркадием уехали на другой день. С утра уже все приуныло в доме; у Анфисушки посуда из рук валилась; даже Федька недоумевал и кончил тем, что снял сапоги. Василий Иванович суетился больше чем когда-либо: он видимо храбрился, громко говорил и стучал ногами, но лицо его осунулось, и взгляды постоянно скользили мимо сына. Арина Власьевна тихо плакала; она совсем бы растерялась и не совладела бы с собой, если бы муж рано утром целые два часа ее не уговаривал. Когда же Базаров, после неоднократных обещаний вернуться никак не позже месяца, вырвался наконец из удерживавших его объятий и сел в тарантас; когда лошади тронулись, и колокольчик зазвенел, и колеса завертелись, и вот уже глядеть вслед было незачем, и пыль улеглась, и Тимофеич, весь сгорбленный и шатаясь на ходу, поплелся назад в свою каморку; когда старички остались одни в своем, тоже как будто внезапно съежившемся и подряхлевшем доме, Василий Иванович, еще за несколько мгновений молодцевато махавший платком на крыльце, опустился на стул и уронил голову на грудь. «Бросил, бросил нас, залепетал он, бросил; скучно ему стало с нами. Один как перст теперь, один!» повторил он несколько раз и каждый раз выносил вперед свою руку с отделенным указательным пальцем. Тогда Арина Власьевна приблизилась к нему и, прислонив свою седую голову к его седой голове, сказала: «Что делать, Вася! Сын отрезанный ломоть».
Как трогательно описывается в романе сцена встречи с родителями! Редкое появление сына в отчем доме является для матери с отцом необычайной радостью, великим Божьим благословением! Они не знают, как ему угодить: чем накормить, на какой диван спать уложить, как создать комфортные условия. Сын является для них светочем, с появлением которого они испытывают великое ощущение счастья! И когда они узнают о его отъезде, то от горя чуть не лишаются чувств.
Вспомним ещё один пример из великого романа Льва Толстого «Война и мир», где Ростов проигрывает в карточной игре огромную сумму денег, потом сообщает об этом своему отцу, но отец не корит его за это, а находит в себе силы понять его и находит средства, чтобы расплатиться с долгом.
Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
Ну что́, повеселился? сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу:
Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
Вот как, сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. Я тебе говорил, что недостанет. Много ли?
Очень много, краснея и с глупою, небрежною улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. Я немного проиграл, то есть много, даже очень много, сорок три тысячи.
Что́? Кому?.. Шутишь! крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
Я обещал заплатить завтра, сказал Николай.
Ну!.. сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
Что́ же делать! С кем это не случалось, сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целою жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.