Бабушка у меня в деревне старая, больная. Уж месяц с печи не встаёт, запричитала Фатинья, и слёзы градом полились из её глаз. Травы заварю ей не пьёт. Пора уж, говорит.
Фатинья упала на колени, а следом за нею и Прасковья.
Полно, любезные! Сейчас же встаньте, приказал Нестор. Я и не думал вас продавать. Я этой барышне скоро вместе с рукой и сердцем своим всё, что имею, даром отдам.
Неужто жениться желаете, барин? Батюшки светы. Как рано! ошеломлённо пролепетала Лукерья. Двадцать годков! Дитя ещё! Погулять бы ещё вам, барин, на воле пожить да порадоваться.
На что, Лукерья, коли без неё весь свет не мил?! возразил Нестор и нежно пожал в своей ладони мои похолодевшие от осенней прохлады пальцы. Вот она и жизнь счастливая, и радость бескрайняя, и вольная воля моя.
Да как же вас, Нестор Виссарионович, отец на дело сие благословит? Гневаться станут ведь, со свету сживут. А барышня-то юная ещё, девочка совсем. Как жаль!
Не беспокойся. Я смогу за неё постоять, улыбнулся Нестор. Однако нам пора, Лукерья. Коли захворала, задай девицам работы и отправляйся домой. Не дети малые, управятся и сами. Под вечер проверишь.
Слушаю, барин, Лукерья откланялась и вернулась к делам.
Кто это, Луша? Что за барышня? неспешно спускаясь следом за любимым с высокого парадного крыльца и придерживая пышные юбки, услышала я вопрос Прасковьи.
Графини Романовой дочь, ответила полноватая пожилая крестьянка.
Красавица! Как раз барину нашему впору, услышала я уже за своей спиной голос Фатиньи.
А барин как хорош! уже тише, но ещё отчётливо донёсся до меня голос Прасковьи. Никогда ещё его так близко не видала!
А как увидала, так и обомлела! недовольно проворчала Лукерья. Вам лишь бы на князей любоваться! Лучше крыльцо домывайте. Иначе барин старый нам опосля сумерек руки оторвёт!
Оглянувшись, я увидела, что испуганные девушки снова принялись за работу, а Лукерья последовала совету хозяина и пошла отдыхать.
Мы с Нестором спустились в парк, и все взоры обратились на нас. Мужики, разгружающие с телеги мешки с зерном, садовник, подстригающий пожелтевшие кусты, девки в стоптанных лаптях и поношенных сарафанах, тащившие что-то в корзинах, все приветствовали хозяина благоговейным взглядом и низким поклоном. Те, что были поближе, здоровались. Нестор отвечал на приветствие каждому и почти всегда прибавлял мужское или женское имя.
Неужели ты помнишь всех крепостных? удивляясь его памяти, спросила я.
Всех, безусловно, не помню. Но тех, кто работает в доме, знаю как свои пять перстов, ответил он. Нравится ли вам этот парк, сударыня? Поглядите, какие высокие клёны! А дубы! Они ещё рождение Петербурга помнят!
Пожалуй, даже рождение Петра, подняв глаза к шумящим раскидистым вершинам вековых деревьев, улыбнулась я и почувствовала лёгкое головокружение от внезапно напечатлённого в уголке моих уст поцелуя.
Нестор. с ласковым укором прошептала я, пытаясь тихо отстраниться.
Однако неугомонные горячие уста любимого вновь подарили мне ещё один пленительно-сладкий поцелуй. Мелкая горячая дрожь пробежала по всему моему телу, заставив сделать шаг к нему навстречу и прижаться к нему так крепко, как только позволяли фижмы платья. Я не противилась воле Нестора, хотя с волнением осознавала, что за нами наблюдает уже не одна пара любопытных глаз.
Это всего лишь дворовые, Юля. Ты не должна бояться их. Кстати видишь того мужичка у фонтана? указав куда-то рукой, спросил Нестор. Веришь или нет, а однажды он спас мне жизнь!
Вдаль убегала широкая и длинная главная аллея, прерываемая на середине фонтаном. Около фонтана не покладая рук работал, усердно подметая листья, старый дворник в простой и не по-осеннему лёгкой крестьянской одежде: серой рубахе, длинном фартуке, тёмных штанах и лаптях.
Вдалеке, там, где заканчивался парк, виднелась высокая каменная ограда и большие чугунные ворота. Мы с Нестором ступали по нарядному, искусно сотканному красавицей-осенью, тихо шуршащему под ногами разноцветному ковру. Но там, за фонтаном и до самых ворот листьев на дороге уже не было: сложенные одинаковыми кучками, они печально ютились на обочине.
Дворник спас тебе жизнь? изумлённо переспросила я.
Семь лет мне было тогда, улыбнувшись, начал Нестор простой, но поучительный рассказ. Зима пришла морозная, вьюжная, злая. Крестьянки по две шали надевали, мужики с белыми бородами ходили. Выйду с Варфоломеем на прогулку через четверть часа все ресницы в инее. Он всё боялся, что я замёрзну и захвораю: «Барин, щёчки-то ваши белее снега сделались, и носик сизый стал! Полноте гулять, пожалуйте отобедать да на покой!» А я домой не хотел, скучно мне дома было. Да и в парке один гулять не любил. С ледяной горы с крестьянской ребятнёй кататься было больше по душе. Отец ворота парка на замок запирал, а я тогда маленький был. Пролезу между прутьями ограды и всё! Однажды с крестьянскими детьми на озеро пошёл, а они там рыбу из прорубей удили. И был среди них мальчишка Влас, старше меня лет на пять. Стемнело. Остались мы одни. Он и говорит мне: «Пойдём на середину озера, там и полынья побольше, и клёв получше». Я расхрабрился да пошёл. Пока шли, метель разыгралась, ветер бешеный, ни зги не видать. Он запричитал: «Шибко замёрз я, барин, не дойду. Вот бы мне тёплую шубку твою!» Поменялись: он мою шубу соболью надел, а я его худую душегрейку. Пришли мы к полынье, и тут Влас как закричит: «Гляди-ка, там золотая рыбка плывёт!» Я только подошёл посмотреть, так в ледяную полынью и полетел. Барахтаюсь, кричу, а его уже и след простыл. Чувствую сердце леденеет, дышать не могу, ноги не двигаются. Думал, что всё, смерть пришла, но вдруг мужицкие руки меня как котёнка за шкирку вытащили.