Ты прав, согласилась я. Всё так смешалось в голове. Ещё и дня не прошло, а уже столько впечатлений. Ещё немного, и я сойду с ума.
Ты устала, Юля, с пониманием произнёс Нестор.
Да, меня невыносимо клонит в сон, с трудом разлепив веки, призналась я и тотчас же сомкнула их.
Сладких снов тебе, любовь моя, поправляя под моей головой подушку, прошептал он и встал с постели.
Глава 4. В объятиях листопада
Проснувшись, я почувствовала упоительный аромат осеннего леса. Я открыла глаза, приподнялась с подушки и увидела, что вся моя постель усыпана резными кленовыми, округлыми осиновыми и не разлучёнными с родной веткой и налитыми гроздьями рябиновыми листьями.
Среди листьев белело свёрнутое вчетверо послание. «Если ты читаешь эти строки, значит, ты уже проснулась, мой ангел, прочитала я. Я очень рад за тебя: нет лекарства лучше, чем спокойный и здоровый сон. Теперь самое время отправиться в сад и подышать вечерней прохладой. Жду тебя в верхней гостиной. Твой Нестор».
Что угодно, барышня? Одеваться изволите? подбежав ко мне, спросила Груня.
Да. Вот только во что, ума не приложу, призналась я.
Как это во что? А как же платье ваше?
Платье?
Неужто забыли? Вот же оно! Ваше любимое! Вспомнили?
Груня показала мне прелестное бело-голубое платье с лёгкими кружевами по неглубокой линии декольте, декоративной перекрёстной шнуровкой на светлом лифе и драпированными оборками на подоле.
Так что же? Наденете, Юлия Александровна?
Да, безусловно.
Я с любопытством расправила лиф небесного цвета платья, чтобы лучше рассмотреть его.
Погодите, барышня. Сперва корсет. Встаньте ко мне спиной. Да, вот так. Только держитесь за что-нибудь, чтоб и вам, и мне сподручнее было.
Я упёрлась ладонями в одну из четырёх колонн, которые обступали широкое княжеское ложе. Едва крестьянка застегнула за моей спиной плотно обхвативший всё туловище корсет, как я почувствовала, что мне уже не хватает кислорода, однако решила умолчать об этом.
Туго шнуровать не буду, так и быть, сказала Груня, и мне стало дурно от одной мысли о том, что сейчас на мне будут ещё и затягивать это орудие пыток, и без того вы, барышня, больно смотреть как отощали.
Несмотря на свои слова, она принялась за шнурование корсета с примерным усердием. Страх обморока от удушья повелевал мне немедля остановить её. В то же время я старалась крепиться.
Боже! не удержавшись, всё же воскликнула я.
Терпите, барышня, деваться некуда, сочувственно сказала Груня. Сами понимаете, что надо.
Я понимаю, но зачем же с такой силой? негромко возмутилась я.
Да где же с силой-то, барышня?! изумлённо возразила Груня. Сила нужна, чтобы землю пахать. А это сила разве? Хорошо, что ваша маменька не видит. Вы, видно, в болезни-то отвыкли. Но ничего, время пройдёт пообвыкнетесь.
Мне стало стыдно за свои глупые упрёки. «Разве может так вести себя дворянка?! взглянув на себя со стороны, мысленно воскликнула я. Мне предстоит переносить тяжёлые болезни без антибиотиков и сложных операций. Мне предстоит рожать детей без обезболивания и благо, если в присутствии хорошего врача. Я должна учиться быть терпеливой и выносливой!»
Да, ты права, я привыкну, сказала я. Не бойся, Груня, делай всё как следует!
Да всё уж, барышня, улыбнулась Агриппина и помогла мне, надевая платье, не запутаться в пышных юбках. Вы, видно, призадумались да не заметили, как я закончила.
Правда? Спасибо! обрадовавшись тому, что неприятная процедура наконец-то завершилась, поблагодарила я.
Да что вы, Юлия Александровна! Я нынешние хлопоты свои и за работу не считаю так, одно развлеченье. В деревне девки от зари до зари спины не разгибают. А я только к шелкам да кружевам прикасаюсь, к украшениям вашим да к фарфору барскому. И Нестор Виссарионович со мною как с подругой вашей благородною обходится. Всё бы хорошо, но против барыниной воли да бок о бок с Чёрным князем Прошу вас, барышня: уедемте домой! в голосе крестьянки послышалась горячая искренняя мольба. Барыня страшно гневаться будет! Уж который день вас в поместье след простыл, чай ищут уж, пруды проверяют, лес прочёсывают.
Разве мама не знает, что я здесь? остановив её, переспросила я.
Мне было трудно представить, что моя мать тоже живёт в конце восемнадцатого столетия, носит корсетные платья, управляет имением и владеет крепостными душами. Однако я не подала и виду, что что-то в Груниных словах смутило меня.