Вот я и вижу, что не был. В этих городах я всех купцов знаю. И они меня. Не слыхал про Андромаха? Нет? он распрямил плечи и стукнул себя в грудь широкой ладонью. Лаций онемел, как будто его поразила молния Юпитера. «Андромах из Анти0хии!» чуть не вырвалось у него изо рта, но он кашлянул и успел сказать совсем другое:
Ты хороший человек, Андромах. Это сразу видно. И купец богатый. У тебя много товара в лодке.
Э-э-э! У меня много лодок в разных городах! самодовольно заметил тот. Но ты не старайся заговорить меня. Откуда ты знаешь, что я собираюсь плыть в Азию? Говори!
Клянусь богами, я не знал, воскликнул Лаций. Я случайно увидел человека в парусе и подумал, что это хозяин. Ведь хороший хозяин никогда не бросит свой товар в лодке. Я могу заплатить. У меня есть камень, который подарил мне один человек, осторожно добавил он, помня о поведении жадного Бахрата. О других камнях он вообще не хотел говорить. Теперь уже было понятно, что и одного было достаточно, чтобы купить даже такую большую лодку.
Протянув его Андромаху, он опустил голову и стал исподлобья наблюдать за старым греком. Да, сомнений быть не могло это был именно он, рыжий грек из Карр, который был их проводником, но потом исчез Однако сейчас надо было затаиться и не выдать себя. Купец, тем временем, осмотрел камень со всех сторон и крепко зажал в широкой ладони.
Откуда у тебя такой шрам? Как мечом!
Рассекло веткой от бревна. Поднимали из реки деревья, верёвка сорвалась и вот Край ветки ударил.
Да, страшно ты выглядишь. Ещё борода такая! Сразу видно, давно не был в Азии.
Давно, охотно согласился Лаций.
Странно. Думаю, что в тебе не так? А ведь ты не грек! Ты как-то не так говоришь, хитро прищурился купец.
Нет, не грек, чувствуя, как пот покрывает всё тело, пробормотал Лаций. Мои родители жили на Сицилии. Потом нас отправили в Киликию, и там я работал у нашего хозяина из Рима.
Да уж, эти римляне! брезгливо фыркнул Андромах. Везде они! Хорошо, хоть сюда не добрались. Ну а как ты к ханьцам в Кина7 попал?
По торговому пути на севере!
О-о! Не может быть! Там же хунну! маленькие, как бусинки, глаза впервые выглянули из-за заплывших жиром век, и в них промелькнуло искреннее удивление. Давно?
Да, давно. Хунну помогли мне попасть к большой стене.
Знаю, знаю. Опасный народ. Но тоже любят шёлк и золото быстро пробормотал купец. Я смотрю, что ты какой-то странный у тебя такой голос Ну понятно. Ладно, можешь завтра утром плыть с нами. Но этого камня мало! Он маленький. За еду будешь грузить мешки вместе со всеми. Займёшь его место! не требующим пререканий голосом сказал он и выгнал из лодки полуголого лентяя. Потом обернулся к Лацию и добавил: Всё, оставайся здесь! Сейчас придут мои люди. Они будут охранять товар. Хм-м, он ещё раз посмотрел на камень и, ничего не говоря, ушёл. Пот ручьями тёк по лицу и спине, но только теперь Лаций решился поднять руку и вытереть лоб рукавом рубашки. Затем опустился на дно и прижался затылком к борту. День, казалось, начался так давно, что в него можно было вместить целую жизнь, но боги явно помогали ему и он дал слово принести им жертву в первом порту, где сможет найти менял и большой рынок.
На следующий день шесть больших лодок, набитых разными товарами, отошли от пристани, и Лаций с облегчением вздохнул, решив, что, наконец-то, избавился от странного купца Бахрата и освобождённого им вождя племени рыбаков. Вокруг было невероятно тихо, и постепенно лёгкая качка успокоила его. Вскоре подул ветер, и вёсла положили вдоль бортов. Парус, захлопав, натянулся тугим полукругом и лодка пошла быстрее.
Позади остались почти четыре года жизни в стране, к которой он так и не смог привыкнуть. Лаций не знал, что скромная наложница Минфэй, добравшись до Хуханье, на несколько десятков лет спасёт империю Хань от нападений кочевников хунну и станет символом национальной красоты и мудрости, а племянник Ван Мана вскоре захватит власть в стране и провозгласит себя императором новой династии; римляне построят ещё три города и множество мостов, Зенон и Марк добьются уважения и почёта, их дети станут важными чиновниками; старший евнух Ши Сянь умрёт от обыкновенной простуды, а несчастный Павел Домициан потеряет свой божественный голос и будет просить милостыню за воротами внутреннего города. Там, под стеной, не выдержав страданий и холода, его душа покинет тело, и никто даже не вспомнит, кем он был при жизни. Исхудавшее тело слепого певца бросят в большую яму за городом и закопают вместе с остальными бездомными, умершими в тот же день.