В самом углу балконной двери одиноко красовалась маленькая бумажная снежинка, которую давным-давно вырезала Наташа. Снежинка так и жила там, вверху, уже не первый год. Сначала мы с Наташей ленились ее смывать (это же надо лезть на стул), потом решили оставить до весны, а летом она уже стала нам совсем как родная, и избавляться от нее было жалко. Я подошла поближе и потрогала ее пальцами: один край оттопырился, а второй накрепко прилепился на мыло. «Пусть висит до весны».
Чайник вскипел. Я взяла кружку, налила кипятка и поставила чайник на место. На календаре было 29 декабря почти Новый Год, и, к сожалению, встречать его мне придется в одиночку. Сегодня, к тому же, день рождения моей дочери.
«Можно начинать отмечать все сразу», подумала я и открыла холодильник, а затем достала полупустую бутылку испанского вина. Налила его в турку для кофе и поставила на плиту. Порывшись в коробке со специями, насыпала туда щепотку мускатного ореха и немного корицы. Затем бросила палочку сухой гвоздики и добавила чайную ложку сахара. Сахар рассыпался по плите и начал плавиться, шипеть и дымить. Я улыбнулась: всегда любила странные запахи.
Мне нравился запах хлорки, бензина, ацетона и стирального порошка, церковных свечек и табачного дыма (когда курил кто-то рядом, я втихаря кайфовала), а еще запах жженого сахара. Жидкость в турке зашумела, и я выключила газ. Открыв поддон холодильника, нашла там половину засохшего апельсина. «Самый раз, сойдет», обрадовалась я и отрезала ломтик. Положила его в высокую стеклянную кружку для латте и придавила ложкой, а затем залила горячей смесью.
До возвращения Наташи оставалось четверо суток. Я провела эти дни дома, в пижаме, периодически запивая валерьянку глинтвейном и заедая все это бутербродами с колбасой. Выходить из дома не хотелось, да и, в принципе, было не обязательно. Небольшой запас продуктов лежал в холодильнике, правда, я предварительно провела ревизию, выбросив остатки того, что испортилось: несколько старых луковиц и засохший пучок зелени.
Причин, чтобы выйти на улицу, я не могла найти. Людей, с которыми хотела бы встретиться, не существовало. Как и не существовало повода кому-то писать, поздравлять с наступившим Новым Годом и изображать праздничное настроение. Это выглядело бы как сплошное лицемерие и показное радушие.
Однако меня мучило чувство вины. Надо же, как прочно засело влияние из детства с той разницей, что тогда нельзя было показывать неуважительное отношение к родителям, а сейчас я как будто «плохая», потому что не обзвонила всех знакомых, коллег и родственников. Да еще и не отвечаю на поздравления в рабочем чате! «Все подумают, что я странная и невоспитанная», ругала себя я. «Немедленно соберись, возьми и сделай над собой усилие». Но бесполезно.
Два дня подряд снился Кирилл. В первую ночь это сон был о том, как будто он маленький ребенок, а я ищу его в лесу ночью. Вокруг меня танцевало множество людей в длинных одеждах, они жгли костры и совершали обряды, водили хороводы. Напуганная, я подбегала к ним и спрашивала: «Вы не видели мальчика? Маленького, ему пять лет, зовут Кирилл». Но мне никто не отвечал, и пляшущие смотрели на меня безразличными глазами.
Во вторую ночь я бежала вверх по лестнице по темному подъезду, а за мной гнался убийца. Я пыталась изо всех сил ускориться, но ноги вдруг стали ватными, они перестали меня слушаться. В ужасе я обнаружила, что топчусь на месте. Когда фигура злодея почти достигла меня, я обернулась и увидела, что это Кирилл. От испытанного шока я тут же проснулась. Часы показывали 05:30, и больше я так и не смогла уснуть.
Все дни меня душило какое-то дурное предчувствие, крутило в животе, как в студенчестве перед экзаменами. Я решила, что это на нервной почве: мало ли, что еще выдаст мой организм при таком стрессе? Спасибо, что просто живот крутит, а не какая-нибудь нервная рвота или мигрень.
Все эти дни я очень скучала по ребенку. Ежеминутно внушала себе, что мне надо просто дождаться возвращения Наташи и не трезвонить ей по пять раз в день, я же не мать-квочка, которая паникует по поводу и без повода. В итоге я героически сдержалась, оставив их с Кириллом в покое, и дала им возможность насладиться отдыхом без нравоучений и причитаний. Кое-как дотянула последние сутки, чуть ли не кусая себя за руку, которая так и тянулась к телефону.
Однако повод для беспокойства все же был. Первое, что Наташа сделала после приезда, это закинула сумки на диван и плюхнулась туда же с разбегу. А затем сообщила мне, что хочет жить у папы.