Наталья Валерьевна Лайдинен - Искра в сердце стр 4.

Все мы ищем свой путь и забытый исток,
Плоть от духа неотделима.
Как прабабка моя, я надену платок
И пойду по Иерусалиму.

Он стоит на холмах, город мой золотой.
Из холодного плена исхода
Я вернулась назад, я вернулась домой,
К свету Бога и силе народа.

Шли сюда через казни и концлагеря,
Тесноту поездов и паромов,
И спасала евреев, хранила Земля
От смертей и от новых погромов.

Память предков высокий мучительный суд.
И когда-нибудь дети и внуки,
Пережив испытанья, в Израиль придут,
Чтоб сложить здесь молитвенно руки,

Встать у Храма, всю мудрость и горечь принять.
На чужбине тоска нестерпима!
В поколеньях пылает на сердце печать:
Трудный путь до Иерусалима.

Мы связаны путем одним.
Сквозь боль и мрак, сквозь дождь и дым
Идем назад в Иерусалим.

Из дальних стран и областей,
Скитаний, скорби и страстей
Господь зовет своих детей.

Для всех заблудших и слепых
В дороге знаки и столбы
Принятие своей судьбы.

Нам крыша храма небосвод.
Звезда высокая ведет,
Вновь собирается народ.

Через страданья темных лет
Сияет возвращенный свет,
Так исполняется Завет.

В разлуке долгой уцелев,
Призванье различив во мгле,
Мы все идем к Святой Земле.

Арье Перелю

Творчество превозмогает страх
Смерти в одиночестве холодном.
Лица, промелькнувшие во снах,
Отсветом ложатся на полотна.

Восстает его Иерусалим
В обликах неведомых прохожих,
Обретая силу, вместе с ним
К жизни возвращается художник.

На земле он был веселый гость,
Песнями завершена седмица,
Через души проходя насквозь,
Будет сам теперь кому-то сниться.

Мгновенье затишья творчества,
Вдруг все вдохновенье замерло.
Но Храма бессмертно зодчество,
И мир создается заново.

Любовью твоей наполнена,
Смотрю, как повсюду светится
Твой город, рожденный подлинно
Над звездами и над месяцем.

Для рассеянных в изгнанье
Путь надежды в оправданье.
Память предков, божья милость,
Что бы дальше ни случилось,
Мы любимы и хранимы
С нами свет Иерусалима.
Что еще познать придется
Пламень сердца, силу солнца
Щит высокая десница,
А разлука просто снится.

Под сенью старого Толедо,
Откуда мы давно пришли,
Слышна молитва меламеда,
Повозки тянутся в пыли.

Из разоренной синагоги
Еще несется женский плач
Как мы печальны и убоги
В плену разлук и неудач.

Храня ключи, как талисманы,
Теряли память на пути.
В чужие языки и страны
Пришлось мучительно врасти.

Но, может, разогнутся спины,
И через сотни долгих лет
Певуче зазвучит ладино
Там, где молился меламед.

Опять дорога змеится,
Туман нисходит вечерний,
Уносит дальше возница
Судьба лишь смена кочевий.

Горька цикута скитаний:
С холмов родной Палестины
В костры испанских рыданий,
Тьму африканской равнины.

Летит на юг и на север,
Как будто жаждет забвенья,
Чужое горькое семя,
Чтоб прорасти в поколенья,

Любить, гореть и метаться,
Не обретая покоя,
В креольском огненном танце,
Соленой ласке прибоя.

Случайны встречи, жилища,
Звучат несладко наречья.
Чего столетьями ищем?
Изгнанья путь бесконечен.

И в каждом новом рожденье
Горящим солнцем гонимы.
И день, и ночь сновиденье:
Восходим к Иерусалиму!

Над Марокко летят отголоски
В каждом камне застыла гроза,
Копья молний вошли в перекрестки,
Чтобы чуждые силы связать.

Повествует бродячее эхо
В марсианских пустотах пород,
Как земля расступалась прорехой,
Цепь хребтов поднималась из вод.

Время скрылось за синие ставни,
Преломилось лучом в серебре,
Грезит век полумесяцем давним,
Изразцами на алтаре.

Люди здесь простодушны и прямы,
Немудреный очаг берегут,
И выходят из глины Адамы
На скрипучем гончарном кругу.