«Растерянного, расстрелянного»
Растерянного, расстрелянного
Племени дочь нашлась!
Память народа в темени
Звонкая звуковязь!
Иссушенного, обрушенного
Прошлого не простить.
Время работать с душами,
Силой идти в ростки.
«Раскаяньем последний снят заслон»
Раскаяньем последний снят заслон:
Стою в твоей распахнутой ладони!
Взошла к любви, вернулась на Сион
Зажглась звезда в высоком небосклоне.
Она теперь всегда над головой,
Указывает путь среди скитаний.
Еврейской болью многовековой
Пронизанная, я слезами таю.
Скажи теперь, измученный в борьбе,
Как перед дальним миром оправдаться?
Я от рожденья помню о тебе,
По миллиметру выходя из рабства.
Чужие сны и тяжкий плен оков
Рассыпались. Свиданье неохватно.
Сион, я плачу! Сколько сил и слов,
Чтобы проделать долгий путь обратно.
«Мне, отлученной от родни и рая»
Мне, отлученной от родни и рая,
Встающей трудно на обратный путь,
Позволь взглянуть в твои глаза, Израиль,
Из рук твоих живой воды хлебнуть,
Чтобы в холодной темноте изгнанья
Я знала точно: у души есть дом!
И бесконечность нашего свиданья
Сияла в сердце огненным щитом.
«Замысел, мука ли, милость»
Замысел, мука ли, милость,
Только завещано: длись!
Десять колен растворились,
Десять колен разошлись.
Кружит нелегкое время
По миру манну-метель,
Всюду развеяно семя
Страсти твоей, Исраэль!
Сколько нас бродит по свету,
Пасынков с искрой в сердцах?
Все мы внебрачные дети
В поисках Бога Отца.
В примесях крови мятутся
Мудрость, и память, и плен
Заново где-то сойдутся
Вечных двенадцать колен!
«От всех дорог широких в Рим»
От всех дорог широких в Рим
Меня отвел Господь,
Опять иду в Иерусалим
Судьбы не обороть!
Пусть горек мне мирской соблазн,
И сладок черствый хлеб,
Пусть спотыкаюсь много раз,
Оболган, изгнан, слеп,
Над сонмом капищ, алтарей,
Кумирен и арен
Горит моя звезда морей,
И свет ее смирен.
Я слышу арфы перезвон,
Друзей ушедших клич,
Есть цель одна в чаду времен
Душой Тебя постичь.
«Ты далек, только очень близко»
Ты далек, только очень близко
Я стремительна и упряма.
О тебе напишу записку
И оставлю под камнем Храма,
Что был дважды уже разрушен.
Но восстанет опять так скоро!
Здесь сольются в молитве души,
Возрождая священный город.
За любовь не дано награды,
Близость долгая сердца мицва.
Я в разлуке с тобою рядом.
Слез дожди очищают лица.
Лбом врываюсь в седую древность.
Сны галута и боли мимо.
Наше счастье, свобода, верность
В серых стенах Иерусалима.
«Сквозь отреченья, чужую зиму»
Сквозь отреченья, чужую зиму,
Ошибок и заблуждений петли
Одна дорога к Иерусалиму!
Горят в душе маяки столетий.
Пускай другие помочь не могут:
Пески и воды сковали царства.
Одна дорога к тебе и к Богу
Через проклятия и мытарства.
«Над безмолвной землей израильской»
Над безмолвной землей израильской
Звезды сыплются, хороводятся:
То ли души дружины ангельской,
То ли искры иного воинства.
Небеса разошлись над Негевом
В безграничности сопричастия.
Ловит время незримым неводом
Всех, кто в камни не превращается.
Эта ночь как судьбы знамение,
Перемены приходят главные.
За молчание и терпение
Обнимают родные, равные.
«Избавь меня от чужих имен»
Избавь меня от чужих имен,
Отступников, голосящих ночами.
В зените жизни, как в самом начале,
Твой зов отчаянием заглушен.
Душа в метельном плену костра,
Разящих рифм разрывают вихри.
И если есть для поэта выход
Он лишь в тени Твоего шатра.
«Все мы ищем свой путь и забытый исток»
Все мы ищем свой путь и забытый исток,
Плоть от духа неотделима.
Как прабабка моя, я надену платок
И пойду по Иерусалиму.
Он стоит на холмах, город мой золотой.
Из холодного плена исхода
Я вернулась назад, я вернулась домой,
К свету Бога и силе народа.
Шли сюда через казни и концлагеря,
Тесноту поездов и паромов,
И спасала евреев, хранила Земля
От смертей и от новых погромов.
Память предков высокий мучительный суд.
И когда-нибудь дети и внуки,
Пережив испытанья, в Израиль придут,
Чтоб сложить здесь молитвенно руки,
Встать у Храма, всю мудрость и горечь принять.
На чужбине тоска нестерпима!
В поколеньях пылает на сердце печать:
Трудный путь до Иерусалима.