Хорошо. Пять ударов плетью, говорит он. Теперь можем продолжить банкет? Он широко, приветливо улыбается, и комната снова без усилий принадлежит ему. Полагаю, мне нужно произнести вдохновляющую речь!
Все смеются оглушительным ревом. Я едва могу дышать. Даже когда толпа поворачивается к Абердину, когда он начинает свою большую приветственную речь, я по-прежнему чувствую на себе взгляды: Фил, покрасневшей от смущения за меня; Марлены, благодарной, даже когда Тимс утаскивает ее прочь. А за столом прямо рядом со мной сам Мариус Мэдисон, стреляющий в меня улыбкой, в которой читается «Я-же-говорил».
Я не знаю, что делать. Но знаю, что больше не могу здесь оставаться, с этими людьми, в такой обстановке. Нет, если я хочу сохранить миссию. Если я хочу сохранить себя.
Я бросаюсь прочь между столами к паре стеклянных дверей в западном конце зала. Я протискиваюсь сквозь них и выхожу на балкон, представляющий собой изогнутый выступ с богато украшенными перилами и видом на леса к востоку от школы. Холодный ночной воздух омывает меня, как ливень, я вдыхаю и, кажется, впервые дышу с того момента, как увидела лицо Абердина.
Он жив. Как? Как это возможно? Он был в доме, когда сработали обереги отца. Он умирал, крича, сгорая, я знаю это, я знаю это
И все же вот он, живее всех живых.
Получается, он как-то защитился. И выбрался оттуда. Все это время он был жив и в целости и сохранности находился в этих стенах, становясь все сильнее. Пока мы с Серой голодали, истекали кровью и сражались, пока наши родители лежали в земле, он был жив, пил лучшие вина, ел на банкетах, произносил воодушевляющие речи, купаясь в похвале и восхищении. Когда я потеряла все, все, что у меня было, он был жив!
Мне хочется кричать, плакать, с корнем сорвать перила и швырнуть их на деревья внизу. Я хочу вырывать кирпичи из стен, потопить этот остров в море, поджечь весь мир. Я хочу
Перебрала с выпивкой? спрашивает голос позади.
Я поворачиваюсь. Там стоит, прислонившись спиной к дверному косяку и согнув колено, тот парень из банкетного зала, принц. Он держит в своей широкой ладони маленькую чашу, с удивлением наблюдая за мной. Меньше всего мне сейчас хочется разговаривать с незнакомцем, но я и так уже вызвала достаточно подозрений, и становится ясно, что побыть наедине с собой уже не выйдет. Я со вздохом беру себя в руки. И становлюсь Алайной.
Немного, заставляю я себя рассмеяться. Кажется, я не привыкла к такому крепкому вину.
Забавно. Мне, наоборот, казалось, что оно на удивление слабое.
Парень делает последний глоток, затем ставит чашу на перила и идет ко мне.
Я Талин. Талин Рейвенсгейл IV, если быть точным, но сомневаюсь, что здесь есть другие Талины.
Алайна Девинтер, вру я.
Он делает шаг вперед, залитый мягким лунным светом, и я впервые могу его разглядеть. Он на добрые две головы выше меня, его поджарое тело наводит на мысль о скрытой силе. Волосы свисают десятками аккуратных косичек, а челюсть украшает тончайший намек на бороду. Его скулы угловатые, подбородок острый, а темно-карие глаза с золотыми крапинками мягко сверкают, пока он меня оценивает.
Но больше всего мой взгляд приковывают его руки. Дело не только в том, что это красивые руки, хотя они определенно хороши, худые, но подтянутые, с широкими ладонями, украшенными серебряными кольцами, и длинными венами, выступающими на его предплечьях. Нет, меня завораживает то, что у него на руках. Рунические символы, десятки сложных ярких символов спиралью обвивают его бицепсы. С другого конца зала я подумала, что это татуировки, но теперь вижу, что это что-то другое. Они нарисованы, полагаю, какой-то мягкой цветной пылью, пылью, сияющей на коже золотым и голубым, как звезды в ночном небе.
Я напряженно пытаюсь вспомнить все, что знаю о королевстве Ксинтари, а этого до неловкости мало. Они правят континентом далеко на юге, за Вечно Теплым морем, страной густых джунглей и возвышающихся вулканов. Они богаты, думаю, богаче, чем Маровия, но также скрытны, изолированы, общаются с Республикой через единственного посла. И у них есть могущественные Волшебники, настолько могущественные, что их боится сам Сенат. Республика никогда не пыталась завоевать их земли, что говорит об их силе больше, чем что-либо еще.
Талин замечает, что я смотрю на его руки.
Обычай Ксинтари, пожимает плечами он. Он здесь такой же чужак, как и я, даже больше, но он, кажется, совершенно спокоен. Нет. Более чем спокоен. Он кажется совершенно равнодушным.