«О проведении беспощадного террора против церковнослужителей». Но, тогда он строчил по десять указов в день, и многие из этих Указов так и оставались указами, а теперь надо было начинать крошить русских не на словах, а на деле, и поэтому он вызвал людей, кому можно поручить исполнение, приведение в действие этих указов. И эти указы будут выполнены со всей тщательностью и неслыханной жестокостью, как как делали настоящие негодяи, распявшие Христа, 2 тысячи лет тому назад.
А я уже издавал Указы по вопросу церкви, но тогда не до этого было. Вот, к примеру, 20 января 1918, незадолго до переезда в Москву, мной подписан Указ «Об отделении церкви от государства». Это архи важный Указ, он подрубает сухо жилья под коленями каждого священнослужителя и церковь уже не сможет нормально стоять на ногах, а ведь стояла тысячу лет.
Самое главное беспощадность к попам, чтоб нагнать страх на русских обезьян, сказал второй, самый жестокий после Ленина, головорез Троцкий.
Повторяю: сжигать живыми, добавил Свердлов, почесывая бородку.
Отрезать уши, язык и даже половые члены и повязав шею веревкой, водить по селам и улицам городов, добавил Миней ГубельманЯрославский, выползший из темного угла изпод занавески.
ГубельМубель Ярославский, уж! выполз. Теперь тебе задание. Разработать с Янкелем инструкцию по уничтожению церкви, да так, чтоб можно было снести ее с лица земли. А я уже сегодня подпишу Указ о запрещении деятельности Поместного собора.
Лейба, дай команду артиллеристам, пусть обстреливают Кремль. Кремль это сплошные церковные храмы. Они революции не нужны.
Ленин был не только хитрым, но и коварным.
Еще до заседания тройки, священников выволакивали из церквей, отрезали им уши, прибивали язык к подбородку, водили по улицам, а потом вешали на фонарных столбах.
За более чем 900 лет, не малый срок, церковь накопила огромные богатства. Цари, императоры, аристократы, богатые купцы жертвовали церкви огромные суммы и драгоценности, одевали иконы в золотые и серебряные оклады, украшенные сверкающей россыпью дорогостоящих камней. Священные книги заковывались в золотые переплеты.
Бесценная церковная утварь, выполненная искуснейшими ювелирами целых поколений, составляла гордость храмов, лавр, монастырей и прихожан.
Церковь вела большую, полезную общественную работу, строила бесплатные больницы, приюты, богадельни, дома презрения, школы, училища и многое другое.
Христианская нравственность в дореволюционной России была не пустыми словами: бытовое убийство к началу XX века стало такой редкостью, что, если оно происходило в каком-нибудь маленьком уездном городке, о нем с удивлением писали все столичные газеты.
После свержения старого уклада, церковь понимала, что в данной обстановке ей надо вести себя тихо и незаметно, но не выдержала, видя, что «рабочекрестьянское правительство» с хладнокровием взирает на голодное вымирание рабочих и крестьян.
Патриарх Тихон направил Ленину письмо, в котором выразил согласие передать часть церковных ценностей для закупки хлеба в помощь голодающим. В этой инициативе замешанной на наивности Патриарха, полагавшего, что правительство, даже приняв эту помощь, использует ее для нужд голодающих, кроется вечная забота о нищих, обездоленных и попавших в смуту верующих и неверующих.
Однако Ленин пришел в сильное возбуждение. Он не допускал кого бы то ни было творить блага его народу, который теперь принадлежит не церкви, а ему лично, дьяволу в образе человека. Письмо Патриарха он воспринял как возмутительный вызов, сделанный церковью.
В извращенном мозгу вождя не было места для понимания благородных и жертвенных порывов. Любое действие он оценивал только с точки зрения беспощадного политического фехтования насмерть. Вызов был очевиден. Правительство бездействует, а потому церковь, чтобы «унизить нас, подчеркнуть свое влияние» вылезает с подобными предложениями. Она как бы нас контролирует и укоряет. Но не выйдет, хитрые попы! Не выйдет! Мы пойдем другим путем!
В спешном порядке собрав Политбюро, Ленин зачитал послание Патриарха и заявил, что настало время по настоящему взяться за церковь и покончить с церковниками.
После сорокаминутной трескотни, когда он уже едва стоял на ногах, последовал вердикт поеврейски.
Необходимо обвинить церковь в нежелании поступиться своими богатствами для помощи голодающим, что принуждает советское правительство конфисковать все церковные ценности!