Хассему Ирица уже не казалась загадочным духом. Это была девушка, которая нравится его другу. Хассем так и смотрел на нее теперь: как она сидит у костра возле Береста и как Берест держит ее за Руку.
* * *
…Ирица молча глядела в огонь.
– Я не раз слыхал, что лесные боги помогали людям, – говорил Берест Хассему. – У нас в деревне один старик рассказывал, как его лесная пряха вылечила. На охоте медведь ему ключицу сломал, плечо разорвал клыками. Я вот думаю… откуда такие, как ты, Ирица, берутся, зачем? Вы ведь не народ… Или народ? Ирица, чем вы отличаетесь от людей?
– Мы из травы, из деревьев рождаемся. Не растем, не меняемся… Я вот такой появилась из травы – и такой всегда буду.
– И не умрешь никогда? – перебил Хассем.
– Как люди – нет… – Ирица тихо вздрогнула, вспомнив, как в телеге под рогожей, где лежали тела умерших людей, ей чудилась какая-то жуткая пустота. – Мы как трава. Если сорвешь траву – новая на том же месте взойдет. Так и мы. Если умру – опять в своем лесу появлюсь летом, когда моя трава – ирица – войдет в силу, – и с болью посмотрела на Береста, подумав о том, что после смерти у нее с ним разные пути.
– А у нас на кухне говорили, что те, кого не Творец создал, а сама земля родит, – злые, – сказал Хассем, – и бессмертной души у них нет. После смерти на небо им не идти. Значит, и ответ перед Творцом не держать, могут делать что хотят.
Ирица удивленно смотрела то на Береста, то на Хассема.
– Про Отца-Вседержителя священники говорили, – ответил Берест. – Но у нас в Даргороде других богов, кроме земнородных, не знают. Из них есть побольше и есть поменьше. Змей, что живет в горах, – он выходит из камня, плесковицы водятся в реках, дубровники – в дубравах. Перед грозой, говорят, бывает, громницы по небу промчатся: у них кони-тучи, и сами они рады грозе, а куда ускачут – кто же их знает. Но о том, чтобы у мира был Творец, раньше я не слыхал. Да разве похоже на то, Хассем?
Ирица тоже напряженно задумалась:
– И я не знаю.
– Как же нет Творца! – удивился Хассем. – Он правит миром и каждому человеку судьбу назначает. Как решит, так и будет. Все знают, что есть он. А почему ты думаешь, что не похоже на то?
Берест засмеялся, а потом задумался.
– Ну, оно того… по многим причинам. Хотя бы бессмертная душа… Священники говорят: нет лучше, как попасть к Престолу Вседержителя. Ну, попадешь. Ну, сто лет будешь сидеть у подножия Престола, двести, триста… Хоть триста тысяч, а зачем? Куда дальше? Бессмыслица получается. Или, Хассем, священники говорят: есть путь еще куда-нибудь, дальше Престола?
– Нету… – ответил Хассем.
– Ну вот… – Берест махнул рукой. – Какой тогда толк от бессмертной души?.. Или вот еще… – продолжал он, поправляя костер. – Что за бог такой, который один сотворил весь мир? Да еще, ты говоришь, правит, людям судьбы назначает заранее? Когда он такой всемогущий, то делать ему больше нечего, как сотворить себе мир и потом нашими судьбами править? Получается, это не бог, а мельничный ручей, а мир – мельница. Такие разве боги бывают? Я спросил священника, он отвечает: может быть, и так, и вы, люди, зерно в мельнице Божьей. Я рассердился. Говорю: какой же он совершенный, если ему все это надо? Уж не на базар ли он муку возит? Тьфу… Нет, не могу я поверить в Единого Творца, – заключил Берест. – Есть боги, только не всемогущие, – и лесные, и горные, и водяные. Вот, Ирица есть, – Берест с улыбкой посмотрел на нее. – И я слыхал, что, бывает, люди женились на них или выходили замуж.
Ирица сидела, обхватив колени руками, и слушала. Хассем, пока говорил Берест, только молчал и порой несогласно качал головой.