Последние дни до отъезда Петя ходил словно в мороке сна, лениво собирал одежду, и все никак не мог решить, какие книги взять с собой на лето. У него, конечно же, был e-book, но по сравнению с живыми страницами, которые шуршали и пахли, электронная книга была просто кастратом. А еще у него все никак не шел из головы Кролик из подворотни с сиренью, и Петя каждую ночь во сне возвращался в этот двор. Наконец, когда это ощущение потери чего-то самого важного стало совсем невыносимым, Петя не выдержал и пошел в эту подворотню. Заросли сирени в углу двора уже совсем отцветали, и осыпали его пожелтевшими бутончиками, когда Петя, встав на четвереньки, полез в небольшой просвет между стволами. И чем глубже он забирался, тем больше проваливался в свой сон. После душного и спертого воздуха московского мая, он очутился во влажной прохладе стволов и листьев, где пахло сырой землей и мочой, но даже этот запах был приятен. Петя очутился на небольшой поляне хотя кто бы мог подумать, что в маленьком заброшенном дворике окажется такой большой лесной мир. Здесь стоял диван, на котором валялась чья-то неубранная постель. После яркого солнца здесь царили сумерки, и отзвуки большого города не касались этого мира. Казалось, можно было расслышать шорох ползающих здесь повсюду огромных виноградных улиток.
Петя подошел к дивану, и запах чужой постели показался таким знакомым, как будто это он сам недавно покинул ее. Он зарылся в одеяло, и больше никогда в жизни он не пережил такого ощущения уюта. Он отчего-то подумал, что покидает все это, и что больше никогда не вернется в свои хрупкие хоромы зыбких желаний, а будет жить по чужим книгам и чужим словам. Петя понял, как ускользает он него эта весна, сирень и так и не прочувствованное до конца детство. Рядом с диванчиком стоял чем-то плотно набитый пластиковый пакет с надписью Marrakech. Петя залез в него и вытащил сначала учебник по вокалу, «Театр» Сомерсета Моэма и «Алису в стране чудес» Льюиса Кэрола на английском. Еще там был диск The Doors с Джимом Моррисоном на обложке, и Петя сразу вспомнил, кого же ему напоминал Кролик. Кусты зашуршали, и на прогалину вылез Петин знакомый: с копной кудрявых темно-каштановых волос, в обтягивающих джинсах и с пластиковым пакетом в руке.
Я был уверен, что ты вернешься, сказал он, протягивая руку Пете. Федор.
Петр, пожал тот руку в ответ. Это твое? кивнул он на пакет.
Да. Готовлюсь к поступлению в Гнесинку. У меня талант, ответил Федор, достал из пакета бутылку водки и разлил ее по пластиковым стаканчикам.
А если не поступишь? Петю удивил такой уверенный тон, как будто тот знал наверняка.
Поступлю, Федя сел на диван рядом с Петей и протянул ему водку. Я на самом деле знаю, что должно произойти. В какой-то мере мне это мешает. Никакой новизны впечатлений, понимаешь? Жизнь с эффектом дежа-вю.
Петя не мог этого понять, громко выдохнул через плечо и залпом выпил свою водку. В его возрасте было не принято закусывать, а водку пить приходилось: кто-то его научил, что если посильнее выдохнуть, то удастся избежать рвотных спазмов. Федор протянул ему пачку сигарет, и Петя с жадностью закурил. Теперь, когда в желудке разлилось тепло, а табачный дым заглушал все воспоминания о водке, окружающее окончательно стало утрачивать свою реальность. Золотистый дым струился на этой призрачной прогалине, ветви сирени скрыли этот мир навсегда, и рядом сидел молодой мужчина, красивее которого Петя не видал. Конечно же, он понимал, что пить водку со странным молодым человеком при таких странных обстоятельствах это как раз то, чего либо никогда не делают, либо потом никому не рассказывают.
Ты здесь живешь? спросил Петя и разлил еще водки.
Иногда. Раньше здесь жили другие люди, и мне пришлось их убить, спокойно ответил Федя и допил водку из своего стаканчика. Это их диван, кстати.
Удобный, ответил Петя и на выдохе проглотил свою водку. Его влекло к сидящему рядом Федору как к прекрасной вещи. Вблизи он мог рассмотреть его причудливый красивый рот, но не было во всем его облике и намека на женственность. И снова он словно во сне стал проваливаться в бесконечную нору Может быть, он действительно уже это видел раньше Петя вплотную придвинулся к этим удивительным губам. Федор повернулся к Пете, оказавшись в каких-то паре сантиметров от него. Задержавшись на секунду, словно давая время повернуть назад, если передумает, он скользнул вдоль Петиной шеи, и от его дыхания каждый волосок встал дыбом на молодом волчьем загривке. Лишая сознания и сил на Петю обрушились весна, жаркий ветер Марокко, запах мяты и апельсиновый воды. Он стянул футболку, и Федор зубами схватил его загривок: как два нежных щенка, они боролись на грани игры и убийства, не в состоянии рассчитать свои силы. Петр словно впервые увидел свое тело со стороны, и ему захотелось войти в него, чтобы ощутить его еще полнее. У него вдруг возникло отчетливое воспоминание, как в глубоком детстве он пробовал ранить себя, чтобы за порогом боли испытать наслаждение. И сейчас он испытывал те же ощущения, только усиленные во много раз. Его двойник дразнил его, раня и удушая своей нежностью, которую мог испытывать только мужчина. Он лишился сил и был опутан весь этой слабостью, словно шелковым коконом.