Грамматика у тебя страдает, сказал комиссар. Некрасиво говоришь, Голубев, как дефективный ты говоришь «терпеть ненавижу» Учиться тебе надо А что на своего брата взъелся?
Есть причина, сказал Голубев. Их душить надо. Псы, нелюди, паразиты, стариков обижают, я их маму в упор видал.
Комиссар помнил его таким, каким он был три года назад, перед арестом. Те же наколки, то же квадратное лицо, те же губы, разбитые в драках, те же оловянные «фиксы» и та же челочка. Все вроде бы то же, а человек перед комиссаром сидел уже другой. Тогда комиссар улыбнулся и подумал: «Форма уже содержание? Дудки, милый Гегель. Загнул ты здесь, дорогой».
Вот так и сейчас, глядя на Леньку, он внутренним своим чутьем понимал, что парень изменился, что в нем сломалось нечто, определявшее его раньше. Комиссар это видел и по тому, как на Леньку смотрел его отец, и по тому, как прислушивался к его голосу Лев Иванович, и еще по тому, как Садчиков переглядывался с парнем, когда тот замолкал.
Ну, сказал комиссар, это все хорошо. Но ты объясни мне, как же мог с ними пойти на грабеж? Растолкуй не понимаю
Я этого растолковать не смогу, товарищ комиссар. Я сам не понимаю
Потому что был пьяный?
Да.
А я и не прошу, чтоб ты в себе в пьяном копался. Ты мне по трезвому делу объясни. Вот сейчас как ты это объяснить можешь? Постарайся на все это дело посмотреть со стороны.
Бывают провалы памяти
Ты думаешь, у тебя был провал?
Да.
Плохо дело, если провал. Так вообще загреметь недолго, если оступишься Громко можно загреметь, мил душа, надолго.
Так я уже
Уже ты дурак, сказал комиссар. Если, конечно, не врешь нам. А когда оступаются, становятся преступниками. Тут разница есть, серьезнейшая, между прочим, разница.
В дверь постучались. Лев Иванович вздрогнул. «Волнуется старик, отметил комиссар, на Дон Кихота похож. Такой же красивый Пронзительную какую-то жалость к таким чистым людям испытываешь Именно пронзительную».
Разрешите, товарищ комиссар? заглянув в кабинет, спросил Росляков.
Прошу.
Росляков подошел к столу и, положив перед комиссаром небольшую картонную папку, раскрыл ее торжественным жестом фокусника.
Садитесь, сказал комиссар и начал рассматривать содержимое картонной папки. Он что-то медленно читал, раскладывал перед собой фотокарточки, словно большой королевский пасьянс, разглядывал, чуть отставив от себя как все люди, страдающие дальнозоркостью, дактилоскопические таблицы, а потом, отложив все в сторону, попросил: Ну-ка, Лень, ты мне Читу опиши. Только с чувством, как в стихах.
Я б его в стихах описывать не стал.
«Социальный заказ» такой термин знаешь? Проходили в школе?
Проходили, улыбнулся Ленька. Черный, лицо подвижное, рот толстогубый, мокрый, очень неприятный, как будто накрашенный. На лбу, около виска, шрам. Большой шрам
Продольный?
Да.
Комиссар снова начал разглядывать содержимое папки, сортировать документы, разглядывать таблицы через лупу, а потом взял со стола карточку, поднял ее и показал Леньке:
Этот?
Этот, сказал Ленька и поднялся со стула, это Чита, товарищ комиссар.
Через час две «Волги» остановились в Брюсовском переулке. Из машины вышли пять человек. Двое остались у ворот, а Садчиков, Костенко и Росляков вошли в большой гулкий двор. Садчиков шел по левой стороне двора и насвистывал песенку. Росляков со скучающим видом, вразвалочку шел посредине. Он шел, не глядя по сторонам, и гнал перед собой пустую консервную банку. Она звенела и громыхала, потому что двор был тесный, стиснутый со всех сторон кирпичными стенами домов.
Костенко шел по правой стороне, хмурый и злой. Утром он снова был на приеме в исполкоме по своим квартирным делам. Костенко жил в покосившемся деревянном домике на Филях, в девятиметровой комнате. Маша с Аришкой жили то у бабушки на Кропоткинской, то уезжали в деревню на все лето, пока у Маши были каникулы. Но она в следующем году должна была кончить университет, и тогда уезжать на три месяца будет нельзя.
Заместитель председателя исполкома знал Костенко он ходил к нему уже второй год, и поэтому сегодня утром принял его особенно приветливо, усадил в кресло и угостил папиросами «Герцеговина Флор».
Знаю, знаю, сказал он, в ближайшее время поможем. Вы поймите положение, товарищ Трудное у нас положение, очередь-то громадная