И Пичи не знала, хватит ли у нее времени и жизни все что переносить. Конечно же, она найдет время, а если не найдет, то наденет все сразу!
Она хотела взять в руки свою корону. Сенека перехватил ее руку.
— Я задал тебе вопрос: «Когда ты собираешься выполнять свое обещание?»
Любуясь своей сияющей короной, она не понимала, чего от нее добивался Сенека.
— Сенека… Ты… Я… я… ничего не понимаю. Я выполняю свое обещание. Я стараюсь делать все так, как ты мне сказал, — произнесла она.
Он все еще продолжал держать ее за руку, а потом повернул ее к себе так, что они чуть нос с носом не столкнулись.
— Разве я говорил тебе шляться одной по лугам и дорогам? Разве я тебе говорил садиться на жеребца, который дьявольски непослушен?
— Я никогда больше не уйду из дворца одна. Я…
— Наконец, я не говорил тебе навещать Шеррингхеймов! Я не говорил тебе готовить для них завтрак и прислуживать им с твоей чертовой белкой! Что это за выдумки? Какой позор врываться в чужую спальню и заставлять людей краснеть из-за того, что они предстали перед тобой в ночных рубахах?! Конечно же, если учесть, что ты тоже была в ночной одежде, то вы все были на равных.
— Сенека…
— Или я учил тебя сравнивать лорда Шеррингхейма с жестянкой, или я давал тебе указания, как угощать его собственную жену? И, конечно же, я не УЧИЛ тебя бросать ему в лицо салфетку!
Бодрое настроение Пичи быстро улетучилось. Он злился. Тот тон, которым он все это выговаривал ей, насторожил ее. Неужели она все сделала так плохо? А она надеялась, что Сенека одобрит ее действия.
— Возможно, у меня перепуталось все…
— Перепуталось? Что это значит? — спросил он громко.
— Перепуталось — это значит, что «я испортила все дело», да? — спросила она. В глазах у нее появились слезы.
— Когда у «тебя перепуталось» все, ты подумала обо мне, о том, кто я? — спросил у нее Сенека.
Она поняла, что скомканная Сенекой бумага была жалобой от лорда Шеррингхейма.
— Эта тонкогубая скотина, лорд Вэстон Шеррингхейм. Теперь я нанесу ему двойной удар! Сенека снова нахмурился.
— Двойной удар, — быстро объяснила она, — означает то, что я ударю Вэстона, а… он… ударится о землю. Его жена… Сенека, я уже решила! Я хочу, чтобы его жена Августа стала моей придворной дамой. Ты ведь хотел, чтобы у меня были придворные дамы? Так я смогу защитить Августу! Слышишь?
Сенека был сильно зол. Он разорвал письмо в клочки и думал о том, что Пичи была третьей за сегодняшний день, кто узнал о письме. Сенека был вторым. А первым был король: ему доставили жалобу прямо поутру. Свирепый голос отца стоял у него в ушах: «Она… — говорил король взахлеб, — она заставила их есть ее вычурную пищу. Она ввалилась к ним в спальню, когда они были в ночных рубашках. И кто бы мог подумать?! Они, дворяне, ели вместе с ее белкой?!» И еще смех… Саркастический смех его отца еще стоял у него в ушах.
Пичи видела, что на душе у Сенеки творится что-то неладное.
— Я не собиралась забывать о своем обещании, — пробормотала она. — Я постараюсь выполнить его. Я буду делать визиты тогда, когда ты скажешь и как ты скажешь! Я буду хорошо одеваться! Я, правда не знала, что то платье — ночная рубаха. Прости меня, если можешь, — сказала она.
— Ты, действительно, перепутала все мои указания, которые я тебе давал. Ты меня очень расстроила, Пичи. И я уже не надеюсь, что смогу тебя чему-нибудь научить!
— И я тоже не надеюсь, — тихо произнесла Пичи, опустив голову и уставившись глазами в пол.
— Если бы ты знал, Сенека, как я сожалею о всем случившемся, если бы ты знал, — произнесла она. Сенека не знал, что ему делать. Чувства у него раздвоились.
— Посмотри мне в глаза, — приказал ей он.
Она подняла голову и посмотрела ему в глаза.