Входи, не бойся, футболист подтолкнул меня в спину.
Я несмело шагнул внутрь. На креслах лежали вещи, под ними стояли спортивные сумки, по полу были раскиданы кроссовки и сланцы, на массажном столе валялось несколько цветастых полотенец.
Сегодня молодёжка на открытой тренировке, пояснил Джанлука. Мы на них обязательно посмотрим.
Я вдруг представил, как я в компании молодых футболистов столичного клуба «волков» так же приезжаю сюда, переодеваюсь, смеясь и дурачась, и выхожу на поле на открытую тренировку.
Ну что, идём дальше? футболист потянул меня из раздевалки. Вот здесь у нас медлаб. Если кто-то на поле получает травму, ему оказывают помощь тут. А если травму получает болельщик или работник стадиона, то его отводят в другой кабинет, вон туда.
Джанлука указал на решётку, перегораживающую коридор. Я с недоумением пялился на неё, пытаясь разглядеть там хоть какое-то подобие медицинского кабинета.
Часть подтрибунки, где находятся игроки, отделяется от той, где болельщики, после паузы продолжил Джанлука. Меры предосторожности такие, понимаешь? Римские дерби накаляют страсти, да и еврокубки не меньше. Поэтому решётки отделяют нас от болельщиков. В особых случаях там даже ставят вооружённых солдат.
Я был потрясён: дедушка никогда не рассказывал мне о стадионе. Наверное, мысли о нём рождали воспоминания о младшей дочери, которая с юных лет проводила здесь всё свободное время и в результате подарила родителям нежданного внука. По крайней мере, другого объяснения дедушкиного нежелания говорить о работе я не видел.
Можно туда? севшим от волнения голосом спросил я.
Можно, пожал плечами Менотти. Только там, наверное, закрыто.
Решетчатая дверь оказалась запертой. Я прижался к ней лбом, разглядывая интерьер по ту сторону. Ничего выдающегося в нём не было, но сам факт, что он отделён таким суровым способом, накладывал на него отпечаток чего-то пугающего и недостойного. Как будто все те, кто не мог проникнуть в зону для футболистов, считались не людьми, а людишками. Сам себя я ощущал близким к богам, избранным, чуть ли не национальным героем, потому что сейчас стоял по эту сторону от решётки в компании капитана «волков».
Вон там, Джанлука указал на дверь с надписью «Полиция», держат арестованных хулиганов. К сожалению, иногда стычки происходят не только на трибунах, но и за пределами стадиона. Тогда полиции некогда заниматься нарушителями. Их помещают сюда до тех пор, пока конфликт не будет погашен полностью. В той комнате тоже есть решётки на дверях и специальные железные петли, чтобы пристёгивать фанатов наручниками.
Мне живо представилась каменная камера со средневековыми кандалами, в которые был закован горбун. Эта картина меня исключительно порадовала.
Потом мы отправились на поле. Вернее, не совсем на поле. Джанлука провёл меня по коридору, по которому футболисты выходят на игру. Как только мы оказались в технической зоне, он остановился.
На стадионе тренировалась примавера: молодой резерв из семнадцати-восемнадцатилетних мальчиков воспитанников клуба. На противоположной от нас трибуне располагались журналисты, которые снимали на фото- и видеокамеры тренировку. Многие из них ждали, когда закончится занятие, чтобы взять интервью у игроков и тренеров. Но едва они заметили Джанлуку, тут же направили на него свои объективы. Менотти ничуть не смутился, что таким бесцеремонным образом стянул на себя всё внимание. Мне было очень неловко под этим прицелом телекамер, а он разговаривал с представителями клуба, тренерами и медиками, не обращая внимания на журналистов.
Впрочем, я тоже скоро забыл о представителях СМИ, потому что во все глаза смотрел на поле. Именно там происходили самые важные для меня события. Футболисты, имён и лиц которых я, естественно, не знал, потому что в приюте детям запрещали смотреть телевизор вообще, и спортивные передачи в частности, закончили разминку и перешли к двусторонке упражнению, где команда делится на две группы, и они играют друг против друга. Я слышал, как за моей спиной Джанлука говорил с кем-то про какого-то Даниэле, который обладает плотным ударом, и про неизвестного мне Массимо, чей талант попал в плен к тотальной лени. Меня не интересовало, кто из этих взрослых мальчиков станет или не станет звездой футбола. Они уже приблизились к недосягаемому: бегали по газону священного для меня «Стадио Олимпико» вот что было сейчас важным! Они могли приходить сюда практически в любое время: на матчи, на тренировки, общаться с такими игроками, как Менотти или Гаспаро. А я, бедный сирота, был счастлив просто посмотреть на это одним глазком, как Золушка на бал. Я прекрасно понимал, что мой удел пинать мяч на пустыре за приютом, пока меня не засекут синьор Тротто или сестра Мария и не внесут свои коррективы в моё времяпрепровождение.