Руки сильно болят?
Уже нет. Ноют в непогоду.
Фернвальд надел перчатку, легко помассировал запястье.
После смерти дочки я полгода не мог и пальцем пошевелить.
Дочки?..
Я разве не говорил? Ты живешь в её комнате.
Он впервые перешел на ты. Потолок в форме купола, нарисованные дракончики: теперь все встало на свои места.
Не говорили.
Расскажу. Не сейчас, позже, Фернвальд снова замолчал, в этот раз, надолго.
Решив, что разговор окончен, я собралась уходить. Фернвальд произнес мне в спину:
Представляешь, у тебя теперь могла быть сестра-ровесница. Кузина, поправился он. Всего полгода разницы Вы бы подружились.
Я была бы очень рада, ответила честно.
На следующий день Фернвальд, казалось, забыл о нашем разговоре. Впрочем, я не приставала с расспросами: в конце концов, каждый имеет право нести свою боль в одиночку. Тем более, даже Алану дядя многое не рассказывал, а ведь ассистент уже который год жил с ним под одной крышей, помогал в делах.
К слову об Алане В отличие от дяди, его не слишком любили: считали замкнутым, хмурым, неспособным поддержать светский разговор. Алан много работал, редко выбирался из поместья или из своего маленького кабинета в академии. Меня до сих пор раздражали его прямота и привычка резко менять тему, но мы все-таки сдружились. Рядом с Фернвальдом я чувствовала себя неуютно, тщательно следила за словами, боялась сделать что-нибудь не так, а с Аланом было спокойно и свободно.
Я согласилась стать его помощницей: делала записи под диктовку, приводила в порядок архив, относила письма на почту, передавала сообщения другим работникам. Иногда выдавались сложные дни, когда и мне приходилось до ночи задерживаться в Академии. Но в остальное время Алан старался отпускать пораньше, давал время заняться своими делами. И украдкой наблюдал за мной.
Однажды, когда я, закончив работу, склонилась над очередной картой пристенных вод, Алан спросил:
Что ты ищешь?
Доказательства, что Рейнар выжил. Лазейки. Может, течением его судно отнесло в другую сторону от Стены, и искать нужно было в другом месте. Вдруг он пытается выжить на необитаемом острове? С командой или совсем один. Островов так много в тех краях, я обхватила себя руками: часто я чувствовала озноб, говоря о брате. Даже если он за Стеной кто сказал, что там невозможно выжить? Никто ведь точно не знает.
Алан молчал довольно долго. Не выдержав, я спросила с горечью:
Думаешь, я трачу жизнь, гоняясь за призраком?
Лилия однажды сказала это, я смертельно на нее обиделась. Это же и твой брат, если еще не забыла! Но правда заключалась в том, что с Лилией Рейнар общался гораздо реже, у них почти не находилось общих интересов.
Думаю, это достойная цель, ответ Алана меня удивил; впрочем, я решила, что он просто не хотел ссориться, поэтому не стал делиться настоящим мнением.
Но вскоре Алан удивил меня еще раз: через несколько дней после разговора подарил книгу моряка, обогнувшего весь мир полвека назад. Я отыскал ее на блошином рынке. Не знаю, найдешь ли ты там что-нибудь полезное. Страницы пожелтели от времени, но разобрать шрифт труда не составило: достоверные описания перемежались с совершенно фантастическими историями, якобы приключившимися с автором и членами его команды. Больше всего меня поразил рассказ про корабль, проглоченный огромной рыбой. Несколько дней экипаж провел в душной темноте, затем им удалось прорезать брюхо рыбы и выбраться наружу. И хотя ничего полезного из книги я не узнала, истории доставили мне немало приятных минут, а поддержка Алана согрела душу.
К середине третьего месяца я почувствовала усталость. Казалось, дни удлинились, отрастили хвосты. Каждое утро я отправлялась в Академию вместе с дядей и Аланом. Работы стало гораздо больше, и вся рутинная: подписать почтовые конверты и наклеить марки, распределить бумаги, занести в каталог характеристики новых артефактов. Частенько приходилось бегать по этажам, разыскивая то одного, то другого преподавателя, выезжать в торговые ряды, заказывать бумагу, перья, карандаши и книги.
Иногда я оставалась ночевать в Академии: хотелось побыть одной, вдали от лоска дядиного поместья. В опустевших корпусах стояла прохлада, окна поскрипывали от сквозняка, и это напоминало о доме.
Раз в несколько недель я получала письма. Родители писали коротко и по делу, Лилия ограничивалась открыткой. А конверты от Вэйны были пухлыми, полными рисунков. Я показывала их дяде и Алану; последний молча кивал, а Фернвальд приходил в восторг. Выпросил на память рисунок с неработающим фонтаном, усыпанным осенними листьями.