Пст пст свистящий звук заставил его оглянуться.
Ротмистр Николаев выглядывал из-за двери робко, точно мальчишка, отправленный в комнату «подумать над своим поведением».
Димитрий! Ротмистр огляделся по сторонам и поманил Митю за собой. Не сдержав любопытства, тот подошел. А вот его светлость господин генерал еще раз оглядевшись, свистящим шепотом спросил Николаев, он из клуба-то только свитских выгнал? Про меня ведь не говорил?
Мне кажется, он вас даже не заметил, господин ротмистр, с усталым безразличием ответил Митя.
Именно так-с! тут же повеселел ротмистр. Главное, в ближайшие недели ему на глаза не попасться, а там, верно знаю, его из Государственного совета в отставку попросят.
Митя вымученно улыбнулся. Отставка, о которой сам дядя еще только догадывался, была уже доподлинно известна ротмистру. Вот что значит светский человек.
Не иначе как к армии уедет, тут-то я снова и появлюсь. Мне без Яхт-клуба никак нельзя, я ж не Кровный, чтоб на меня милости государевы сами собой сыпались, доверительно сообщил ротмистр.
Отставка, ссылка в отдаленную губернию, возвращение к армии И впрямь сыплются милости.
Тогда, наверное, и свитские смогут вернуться, вымученно улыбнулся Митя.
Э-э, нет! Кто ж князя Белозерского ослушаться осмелится? С его-то Кровной Родней.
Так Сила Крови же выдохлась! не удержавшись, напомнил Митя.
Так это ж смотря чья Кровь! Этой и выдохшейся хватит, удрученно хмыкнул Николаев и тут же старательно приободрился: Давайте прощаться, друг мой Димитриос! Счастливой вам дороги в эту вашу губернию, снова проявил осведомленность в чужих делах ротмистр. Не печальтесь, и в провинции люди живут. Хотя как не представляю. Главное, mon jeune ami[9], помните коли желаете быть порядочным человеком, не пейте вин, кроме французских, не покупайте икры, кроме как у Елисеева в этой вашей глуши ведь есть Елисеев? Ну и не ездите вторым классом, вот уж это вовсе гадость!
* * *Отстукивая тростью по булыжникам мостовой, отец, в партикулярном платье, с портпледом подмышкой и саквояжем в руке, бодро взбежал по ступеням вокзала. Следом, также нагруженный, печально тащился Митя. Над шпилями вокзала трепетали флаги. Пестрая толпа от мужиков в сермягах до дам и господ в элегантных дорожных нарядах заполонила перрон: слышался шум, выкрики, бойко наяривал военный оркестр, и тут же все перекрыл рокот паровозного гудка. Митя на мгновение замер, засмотревшись на механическое чудо.
Митя, ну где же ты? Поторопись, скоро отправляемся!
Митя оглянулся Отец уже прошел вперед и теперь махал ему от выкрашенного желтой краской вагона. Желтого? Митя едва не выронил саквояж. От ярости у него перехватило горло. Отец взял билеты второго класса![10]
Глава 5
Неприятнейшее путешествие в пренеприятнейшей компании
Так и будем всю дорогу молчать? устало спросил отец.
Ну что вы, батюшка, с предельной вежливостью ответствовал Митя. Как можно. Об чем бы вам желалось поговорить?
Как я буду справляться с губернскими властями, ежели с собственным сыном управиться не могу?
Не беспокойтесь, батюшка, я вовсе не собираюсь вас компрометировать. Обещаю быть покорнейшим из сыновей.
О Боже, Боже Отец только вздохнул, бездумно глядя то ли на мелькающие за окном квадраты полей, то ли на собственное отражение в темном стекле.
Вскоре поля, и без того едва различимые, утонули в чернильном мраке, лишь изредка вспыхивая тусклыми, похожими на мерцание гнилушек в болоте огоньками деревень. Смотреть стало вовсе не на что. Навряд ли хоть кто-то подсядет на следующих станциях тут, сдается, люди и вовсе не живут.
Митя бросил разложенный портплед поверх вытертых цветов обивки вагонного дивана.
Надо же, ты снял сюртук! саркастически протянул отец. Я уж думал, он для тебя как вторая кожа.
Вам стоило только приказать, батюшка, все так же вежливо откликнулся Митя. Быть может, вашему авторитету перед губернскими властями поспособствует, если я пробегусь голышом по вагону?
Отец молча отвернулся к окну. Митя удовлетворенно прикрыл глаза: он так и знал, что никому не нужен ни бабушке, ни дядюшке, ни тем более отцу. Того волнует лишь собственная карьера! Он один в провинциальной пустыне, оклеветанный и униженный светом, оставленный семьей, совсем как Манфред или Лара в сочинениях лорда Байрона: