Да не вспомню уж что.
Матрёна открыла, было, рот для нового вопроса, но Властелина исподволь дёрнула её за сарафан, и приблизившись к Злате, положила ей руку на плечо:
Пойдём мы, Злата. Когда время обряда придёт, зайдём за тобой.
И то, правда. Пойдёмте, девоньки. Пусть Злата посидит одна, передохнёт. Ей ещё ввечеру побегать придётся за нами, согласно кивнула Тихомира и вдруг, до того всегда тихая, недовольно зыркнула на подругу, продолжавшую стоять с открытым ртом, и вполголоса произнесла:
Матрёна, рот-то закрой!
Но Злата, казалось, ничего не слышала. Она только рассеянно кивнула подружкам, отошла от зеркала и присела на лавку под окном: всё ещё чудилось ей, что не в зеркало, а в судьбу свою она только что заглянула
***
С весёлыми песнями и плясками, с хороводом и обливанием друг друга водой, была она, «русалочка», изгнана парнями и девками из деревни. Дальше, как говорил обычай, но всё же больше ради забавы, начались догонялки.
Не до песен и хороводов было Злате. Покоя не давало тревожное брожение в душе, появившееся после увиденного в зеркале как бы своего, да вроде, и не своего вовсе образа. Куда она там заглянула не ведала, да только ничего хорошего точно там не увидала. Потому обряд она ещё смогла пройти, а вот в догонялки играть сил уже не осталось. Оттого не шибко она старалась изловить кого-то, хотя внешне всё выглядело взаправдашне, а и потому только, что деревенские очень уж хотели повеселиться вот и веселились.
Всё это время Яромир был рядом, ни на шаг от Златы не отходил.
Видел он, что невеста его веселится точно бы через силу, и сердцем своим чутким любящим чувствовал, что не рада она уже роли своей, а больше тяготится ею. Но мешать веселью других не хотел и ждал, когда обряд к концу подойдёт, чтобы увести Злату ото всех и дать ей возможность побыть только с ним. А уж он-то приголубит любушку свою, утешит и успокоит.
Никого «русалочка», как водится, не поймала в свои сети, но зато молодёжь набегалась и повеселилась на славу! Девки с раскрасневшимися щеками, парни, лихо сдвинув набекрень картузы все запыхавшиеся и довольные, отправились и дальше хороводы водить. Для этого издавна был облюбован пригорок, что возвышался над широкой рекой, спокойно катившей свои живительные воды среди пашен и лугов
Теперь, следуя тому же древнему обычаю, надлежало ей, «русалочке», укрыться от глаз людских в лесу, а затем, не показавшись разгулявшемуся народу, одежды ряженой скинуть, да и домой к маменьке вернуться.
Именно этого и хотела сейчас Злата: укрыться от глаз людских, побыть в одиночестве. Потому, оглянувшись украдкой на деревенских, уже водивших хоровод, и на жениха своего, недалеко от неё стоявшего и заглядевшегося на их гулянье, никем, как ей показалось, незамеченная, она поспешила к лесу, да так торопилась, что венок с головы-то и упал и покатился ярким колесиком в траву, а белая её «русалочья» рубаха только и мелькнула, тут же скрывшись в темноте лесной чащи.
«И ничего, что темнеть начинает: лес, что дом родной для меня, да и деревня рядом. Ещё луна не покажется на небе, а я уже с маменькой рядышком в избе сидеть буду», облегчённо вздохнула она и
Злата вошла в лес.
И как-то сразу, вместе с начинавшими уже до этого мерцать вечерними звёздочками, с неба вдруг куда-то ушла даже не успевшая ещё полностью выкатиться на него луна, тёмные деревья вытянулись вверх и закрыли собой всё пространство над головой. Стало очень темно и холодно. Теперь это был совсем не тот привычный и любимый лес, знакомый Злате всеми своими тропинками сызмальства. Вместо приюта и покойной тишины, сейчас он показывал ей своё совсем иное, незнакомое пугающее лицо: холодным и мрачным стоял он вокруг темной стеной, не привечая, а будто угрожая или предупреждая О чём?
Девушка насторожилась.
А что там между деревьями? Ей показалось, что там начали вспыхивать и тут же гаснуть маленькие огоньки. Среди этих огоньков мелькнули ломаные тени! Они метнулись призрачными силуэтами в призрачных сумерках А может быть, это вовсе и не тени и не сумерки вовсе, а такая загадочная и запредельная потусторонняя жуть