Пошто пришёл, Яромирушка? вопросил он тихо, чуть вскинув брови, отчего взгляд его обозначился чётче и сразу стал проницательным, однако мягкости своей не утратил. Гляжу, паря, думу думаешь, а как надумать чего не ведаешь.
Смутился Яромир от проницательности такой и поклонился он старику в пояс и не стал глаза отводить.
Правда твоя, старче А пришёл я к тебе просьбу просить, да вот
Яромир остановился, не закончив. Он вдруг понял, что не станет старец Посохонь за него у деревни просить, и что сам он, одним своим словом на отмену решения всей деревни не пойдёт.
Да ты говори, говори. Раз пришёл, то и слово своё говори. Просить пришёл, вижу я. Об чём?
«И то, правда: раз пришёл, то и сказ держать надо. А поможет-не поможет старец, то уж не моё ведение», собрался с духом Яромир, и ещё раз поклонившись старцу, произнёс с болью в голосе, которую не смог скрыть:
Отмени ты выбор деревни! Пусть другую какую девку в «русалки» выберут! Мало у нас красивых и бойких девчат на деревне? Пошто Злату мою выбрали? Али не знают, что свадьба у нас по осени, что на выданье она?
Вона ты о чём протянул старец. А то, думаю, что за маета у тебя, паря, в сердце
Посохонь закряхтел и с палатей слез. Сел на лавку и посох, что прислонённый рядом стоял, в руки взял. И сразу стал торжественным и величавым.
Так слушай, Яромир, что скажу тебе, так же торжественно произнёс он. Не по чину мне сейчас идти поперёк всей деревни. Не я тот выбор делал, не мне его и менять. Хошь, иди ко всей деревне, проси у неё. Если придут ко мне за советом на твою сторону стану. А сам не пойду ничего менять.
Отложил старец посох и снова дедом старым простым и добрым стал.
Но тебе скажу, Яромирушка: выбрось ты из головы, а лучше и из сердца своего, упрямство. Помни: чему быть суждено, то и сбудется, стели соломку-не стели. Дай судьбе и Господу Богу нашему суд править ему, вишь, виднее.
Опустил голову Яромир А сердце его так и билось в груди от предчувствий нехороших. Но что мог он ещё просить у старца? Тот всё сказал.
Тогда вновь в пояс Посохню старцу поклонился он, повернулся, и низко голову пригнув, через покосившуюся от времени дверь, вышел за порог.
Не знал он, не ведал, что не осилить ему козни тайные той, что злобу на людей затаила и мщение за свою судьбу несостоявшуюся целью своей жизни нечистой сделала
***
Злата сидела на берегу лесного озера. Здесь, даже в самый жаркий и солнечный полдень, всегда было чуть сумрачно и прохладно. Вот и сейчас, в этот полуденный знойный час, от озера, и окружавших его по берегам могучих елей, веяло прохладой и сладкой дрёмой. Гладь озера оставалась недвижной даже тогда, когда ветерок пробегал по верхушкам деревьев и качал ветки прибрежных кустов. Эта гладь, в такой своей колдовской недвижности, казалась самими камышовыми берегами, потому что полностью сливалась с ними, а камышовые берега мнились продолжением её самой или это она была их продолжением?..
Как всегда, когда девушка втайне от всех прибегала сюда и сидела, глядя на поверхность озера, мысли её наполнялись мечтами о красивой жизни среди красивых людей в высоких теремах, или таком вот каменном доме, как привиделся ей в детстве в глубине этого озера, среди цветов и дивных растений. Но сегодня мечты эти быстро ускользнули, а на смену им пришло совсем другое вечер предстоящий, Яромир, маменька
Подумав о матери, Злата улыбнулась: «А маменька-то у меня добрая, хлопотливая, ласковая». Ей почему-то вспомнилось, как учила её маменька косу плести вот намучилась она тогда!.. Но была она упорной и трудолюбивой, и очень уж ей хотелось матери помощницей настоящей стать. Потому быстро потом всему и выучилась: и избу прибирать, и тесто ставить, и по хозяйству
От матери, вновь тонкой ниточкой, память протянулась к отцу.
Сказать, что помнила его хорошо не могла. В памяти остались лишь отдельные картинки из детства: вот качает её тятенька на ноге своей и прибаутку какую-то сказывает; вот свистульку делает и в ручку ей кладёт; а уж как он на дуде начнёт играть, так ножки-то сами в пляс и идут!.. а то вспомнится, как на лугу с ней в догонялки бегает и такой добротой из тех воспоминаний на Злату веет, такой весёлостью, что сердечко враз шумливо так в груди и зачастит! А какой он был высокий ли, светловолосый ли, курносый ли, то память от неё скрывает. А и тех воспоминаний достаточно, чтобы тосковать по отцу, рано так утерянному Но что уж тут поделаешь тоскуй не тоскуй, а с того света не возвращаются. Память сохранила, как стенала и голосила маменька, когда принесли ей весть о его пропаже. Долго не хотела она верить, что не вернётся муж-опора её к ней. Хорошо помнила Злата, как сидела вечерами мать, устало подперев голову натруженными за день руками, и молчала, глядя в пустое тёмное оконце; украдкой она наблюдала, как на каждый стук, на каждый шорох под дверью в ночи маменька со скамьи голову поднимала.