С трудом сдерживая смех, мы торопливо выскользнули из дортуара мимо ошарашенной Зины и устремились вниз по лестнице.
Таким образом, в понедельник Яринка осталась гулять по территории приюта следить за перемещениями по ней Агафьи и готовиться при малейшей необходимости пробраться к забору и закричать сойкой. А я встретилась с Дэном возле нашего тайника. Снова было солнечно, тепло, и он снял школьный китель, постелив его на ствол поваленной сосны. Кивнул мне, приглашая садиться.
Ну привет, дитя бескрайних лесов. Как дела?
Хорошо. Я осторожно присела радом с ним. А у тебя?
Тоже норм. Только воспитатели достали с этим случаем У нас в вестибюле какой-то идиот мозаику с Иисусом разрисовал, слышала ведь? Как раз в тот день, когда мы виделись в прошлый раз.
Слышала. Я торопливо опустила глаза, чтобы Дэн не заметил в них смешинок. Так ведь и не нашли, кто это сделал?
Да как найдёшь? Кто угодно мог. Но трясли всех подряд.
Я изобразила сочувственный вздох. Дэн махнул рукой:
Ладно, сейчас вроде успокоились. Ну что, пойдём стрелять или просто погуляем?
Давай, наверно, лучше гулять протянула я, а потом быстро, чтобы не дать себе времени на отступление, выпалила: Дэн, я должна тебе признаться!
Признаться? Он поднял брови. В чём?
Я помолчала, собираясь с мыслями. Все выходные я обдумывала, как лучше покаяться Дэну в том, что я пересказала Яринке наш с ним разговор.
Нет, я ничуть не жалела, что разоткровенничалась с подругой. Она такая же, как я и Дэн, она тоже другая, она понимает, что вовсе не обязательно жить так, как мы жили до сих пор, как живут остальные. И я была уверена, что, будь Дэн знаком с Яринкой, он и сам не стал бы ничего от неё скрывать. Вот только они не были знакомы. И он не давал мне разрешения кому-то пересказывать свои слова. Выбалтывать чужие секреты очень нехорошо, это я знала с пелёнок. А если уж выболтаешь, то потом нужно извиниться. Что я сейчас и сделала, путаясь в словах и виновато повесив голову.
Дэн выслушал меня, не перебивая. А когда я, наконец, замолчала и осмелилась поднять глаза, то увидела, что он тревожно хмурится.
Ты очень сердишься?
Эх ты, малявка Сердитым Дэн не выглядел, только расстроенным. Больше-то хоть никому ничего не говорила?
Нет! поспешно заверила я. Больше никому! Просто Яринка она такая же, как мы, понимаешь? Ей можно.
Яринка это рыженькая? С которой вы всегда вместе ходите?
Да! Она тоже никому не скажет.
Я бы не был так уверен, хмыкнул Дэн, но я затрясла головой.
Не скажет! Она, знаешь, какая? Она Я осеклась, но потом, мысленно махнув рукой (на семь бед один ответ!), продолжила: Когда мы с тобой встречались в прошлый раз, это она у вас в корпусе Иисуса разрисовала, чтобы всех отвлечь, чтобы не заметили, что нас нет.
Дэн округлил глаза, помолчал, переваривая новую информацию, а потом, совсем как я в тот вечер, начал хохотать. Да так, что сполз с поваленной сосны на землю. Кое-как выговорил:
Ну, девчонки и ведь не подумаешь на вас никогда!
Я несмело улыбнулась, подождала, пока Дэн переведёт дух, и спросила:
Теперь ты видишь, что Яринке можно доверять? Она и сейчас нас страхует.
Что? Опять что-то рисует?!
Нет-нет! Я торопливо рассказала Дэну про крик сойки, чем вызвала у него новый приступ смеха.
Да вам в разведке нужно служить. Правда, соек я в этих местах что-то не припомню, ну да ладно. Скажи своей Яринке, что, если её кто-то застанет за этими воплями, пусть говорит, будто видела птицу, которая так кричала, и хочет её приманить. В вашем возрасте такое простительно.
Я обрадованно закивала, слегка заискивая перед Дэном.
Обязательно скажу! Так ты больше не сердишься?
На вас невозможно сердиться, отмахнулся он, снова садясь на ствол рядом со мной. Лучше расскажи, как вы сюда ночью ходили?
Я кивнула, выдержала паузу для важности и начала рассказывать. Дэн слушал молча и внимательно. Лишь, когда я дошла до места, где мы с Яринкой лежим на траве и говорим про космическое прошлое Руси, вслух удивился:
Откуда ты всё это знаешь?
Нам дед Венедикт говорил, небрежно ответила я, торопясь продолжить рассказ, но Дэн перебил:
Подожди, Дайка. Кто такой дед Венедикт? И зачем он с вами говорил про такое?
Я помолчала, переключаясь на другую тему, и пояснила:
Дед Венедикт у нас в Маслятах был как бы учителем. Только здесь учителей много, а дед Венедикт один всё знал.