Завхоз Иван Афанасьевич Булочкин, в просторечии Афанасьич и не скрывал, что вполне доволен жизнью, хотя, другие на его месте вряд ли б взирали на мир столь радостно. Ну, подумать только работает черт-те где, из города приходится каждый день ездить на старой потрепанной «Ладе», да и вообще не солидно. На первый взгляд не солидно. На само же деле давно смекнул Афанасьич, что интернат этот самое настоящее золотое дно для понимающего человека, особенно, если не зарываться и не конфликтовать с начальством. Он и не конфликтовал, наоборот даже не было для Михайловны нужнее и приятней завхоза, тут как раз был такой случай, когда рука руку моет, истинный симбиоз. Спонсорская помощь, губернаторские средства, деньги различных фондов все можно было, при определенной ловкости, вполне успешно освоить, чем, в общем, и занимались вместе с директоршей, к тому ж Афанасьич не брезговал никакой мелочью: надо кому из деревенских огород прополоть только скажи, пошлем подопечных, а уж об оплате всегда договориться можно, чай, не звери самогона литрушечка, и та пойдет, все в хозяйстве сгодится, не для собственного потребления, так, опять же, с кем-нибудь расплатиться. Потому и уважали завхоза в деревне, хоть и называли за глаза жучилой, знали если что, к нему обращаться, не тревожить же директора по всякой мелочи. Михаловна, кстати, о мелких гешефтах своего сотрудника знала, но не препятствовала пусть его, тешиться, лишь бы в крупных делах не косячил. А крупные дела бывали, вот, к примеру международное усыновление тоже золотое дно, абсолютно безо всякого преувеличения.
Кстати, как раз сейчас и должен был объявиться один такой клиент, давно уже общавшийся с Михаловной посрдеством «Фейсбука». Американец итальянского происхождения, мистер Джозеф Чинетти, положивший, посредством фотографии, взгляд на некоего Димулю, из младших.
К тому все и шло вот-вот уедет Димуля в Штаты к доброму дяде. Ну да, ведь не за просто так уедет и большая часть Михаловне достанется, так тому завидовать нечего, она ж директор все-таки, понимать надо!
Завхоз выжал сцепление и, проехав очередную колдобину, перекинул рычаг на третью та еще была дорожка. А ведь, честно-то говоря, давно подмывал Афанаьсич сменить машиненку, подумывал, да не торопился: и скопидомничал ездит ведь! и привлекать внимание опасался, больно уж соседи по дому попались ушлые. Ничего, еще немного и хватит на собственный домик с гаражом и садом, а уж опосля
Все эти радужнеы мечтания была такая уверенность! скоро, совсем скоро, станут настоящей явью. Хоть под старость пожить по-человечески. Несмотря на шестой десяток, выглядел Афанасьич вполне моложаво, благообразно даже среднего роста, подтянутый, с седыми, тщательно подстриженными, усиками и небольшой лысиной. Под глазами, конечно, морщинки чего уж скрывать? но небольшие, не сразу и заметные. В общем, пожить еще можно было.
Проскочив на мигающий зеленый, завхоз подъехал к вокзальной площади как раз успел к подошедшему поезду остановил машину рядом с такистами-частниками, те покосились нехорошо конкурент, что ли, мать его за ногу?
Друга встречаю, вальяжно вылезая из салона, счел необходимым пояснить Афанасьич. А, вот и он, кажется
На перроне средь хлынувших от поезда пассажиров торчала этакая жердина высокий, несокльок сутулый, мужчина неопределенного возраста, худой, черноволосый, с длинным, выступающим вперед носом и глубоко запавшими глазами. Одет незнакомец бы вполне себе небрежно короткие серые брюки, открывающие носки, серенький пиджачок, рубашечку в клетку Как все правда, рожа Во сне увидишь вскрикнешь.
Глаз у Афанасьича глаз был наметан, завхоз сразу сообразил сутулый в этой толпе чужой, иностранец. Постоял немного, подождал, когда схлынет народ, подошел ближе:
Мистер Чинетти?
Сутулый вздрогнул, но тут же заулыбался, кивнул:
Да, да, Чинетти. А вы из интерната?
По-русски он говорил неплохо, с небольшим таким, слегка неприятным акцентом, словно бы подрыкивал в конце фразы. Интересно, хватит ли у него денег? Должно быть, хватит, раз приехал.
Прошу! Афанасьич гостеприимно кивнул на авто. Поехали.
В дороге а до деревни, до интерната от станции было километров тридцать иностранец оказался словоохотлив, правда, о себе не говорил, все больше расспрашивал. Про интернат, про воспитанников, про деревню. Завхоз терпеливо отвечал на все вопросы, недоумевая чего ж про Димулю не спросит? За ним ведь и приехал вроде О, вот, спросил, наконец. Но как-то не особо заинтересованно, мельком, словно бы и не нужен был ему этот мальчишка, так просто приехал, прокатиться-развеяться. Впрочем, среди иностранцев всяких чудиков хватало. Может, специально не расспрашивает о том, о ком надо, кто его знает?