Я умею танцевать, вместо приветствия произнесла очаровательная посланница ночи. Хочешь, я станцую тебе? Только тебе.
Мне нечем будет тебя отблагодарить, отозвался зачарованный Гена.
Это недорого, продолжила девушка. Мне нечего есть. Можно заплатить едой.
Тогда подожди, скоро придет мой друг и мы сможем поужинать. Ты приглашена. Тогда и станцуешь.
Я хочу танцевать только для тебя, продолжала настаивать незваная гостья, начиная двигаться в такт какой-то мелодии, которую сама себе и напевала.
Движения юной танцовщицы в свете угасающего костра были простыми, но искусно исполненными. Девушка, несомненно, училась танцам, и Гена начал любоваться этим незамысловатым действом вплоть до того момента, пока она не скинула с себя вязаный жилет, под которым осталась только очень тонкая, почти прозрачная сорочка, не скрывающая еще не оформившуюся грудь.
Глава IV
Гена вспомнил соседку, ровесницу Катю, в семье которой проводил очень много времени. Малышами они купались голышом в одном корыте, которое ее мама тетя Рада, самая добрая женщина в мире, выносила во двор жаркими летними днями. Став постарше, Гена и Катя прекратили совместные водные процедуры, но в укромном месте между плотным кустарником и дощатым забором с интересом узнавали, чем отличаются мальчики от девочек, и учились целоваться. Вернее, познания интересовали больше Гену, а умение целоваться Катю. Как-то дядя Санду, вернувшийся неожиданно с работы среди дня, застал дочку с ровесником за этим занятием. Им было уже лет по одиннадцать. Отец отвесил крепкую оплеуху дочери и что-то прокричал на молдавском.
Не тронь ее, закричал Генка и бросился с кулаками на мужика, размерами превосходящего его раза в два.
Сосед подхватил нападающего за шкирку и за штаны и перебросил через невысокий забор.
Гена сидел на крыльце своего дома и не мог справиться с возмущением, возбуждением и обидой. Минут через двадцать во двор зашел дядя Санду и, как только Гена потянулся за черенком от лопаты, мирно произнес:
Положи, я поговорить, потом сел рядом и сказал: Говорить много не буду. Ты меня все равно не поймешь. Пока у самого не будет дочери точно не поймешь.
Дядя Санду разговаривал с Геной словно со взрослым, и это подкупало. Потом достал пачку папирос «Сальве» и, прежде чем закурить, спросил:
Куришь?
Генка отрицательно помотал головой. Тот раз, когда он пробовал вдохнуть дым от скрученной в трубку газеты, как объяснили старшие ребята, за курение не считался. Отец Кати закурил и произнес:
Ты молодец, что вступился за свою девчонку. Это правильно. Но если еще раз подобное увижу, ноги повыдергиваю, не посмотрю, что ты сын друга.
Потом он глубоко затянулся, выпустил дым и пошел. У калитки остановился и пообещал не рассказывать отцу.
Прекратили танцы, сказал Гена очень громко.
Юная танцовщица замерла и удивленно посмотрела на своего единственного зрителя.
Я что, некрасивая? Я тебе не нравлюсь? по-детски обиженно скривив красивое личико, спросила гостья.
Красивая, очень красивая. И ты мне нравишься, попытался успокоить Гена.
Тогда давай ты меня, и гостья показала жест, означающий неприличное. Я уже взрослая. Мне уже можно.
Гена не успел ничего ответить, как из темноты появились фигуры нескольких взрослых парней.
И что это здесь происходит? растягивая слова, спросил один из них, очевидно главный, и сам ответил: Как вижу, здесь взрослый дядя развлекается с несовершеннолетней. А взрослый дядя знает, что это стоит денег?
Главарь подошел ближе, чтобы смотреть на собеседника свысока. Его клевреты остались стоять подальше от костра, чтобы не было видно лиц.
Гена очень хорошо прочитал ситуацию. Развод на деньги. С учетом того, что девчушка несовершеннолетняя, сумма может быть весьма солидной. И ничего иного не оставалось, кроме как потянуть время, пока не вернется Эдик.
Поэтому Гена мирно поинтересовался:
Сколько?
Местный явно не ожидал такой реакции жертвы. С одной стороны, это мог быть знак, что все закончится быстро, а с другой стороны, если клиент так спокоен, то нужно стрясти с него как можно больше.
Ты же знаешь, что за совращение несовершеннолетней начал обычную игру гость.
Сколько? повторил опять спокойно Гена.
Тысяча баксов, назвал главарь сумму, в пять раз превышающую обычную таксу.