Владивосток? Алло, это Владивосток?! Это из Новосибирска.
Струйкой проник затем в отдел писем и сгустился напротив меня:
Вот так да, тёзка!
Его монокль сверкнул в окне.
Простите, я спросил, а откуда вы знаете, как меня зовут?
Осведомился.
«Действительно, подумал я, он мог у кого угодно в редакции спросить, как глупо»
Я сам ужасно сметён, орал клетчатый, заглядывая в мои бумаги, отчего выгнулся и стал похож на коромысло, я не представился. Па-а-звольте: Костя Гаер, антрепренёр.
Что-то вычитав на моём столе, гражданин сделался восторжен.
Слог! Что за слог! А стиль Гомер и Гоголь в одном лице. Вам бы, батенька, стихи писать. Что ни слово золото!
Я смутился:
Вы, собственно, по делу?
По делу, все мы по делу.
Слушаю вас.
Заглянул главный редактор, и клетчатый гражданин отрекомендовался:
Ихний тёзка.
Я повторил:
Слушаю вас.
Тут клетчатый отколол такую штуку. Вытащил из пиджака грязный платок и, уткнувшись в него, загнусавил, содрогаясь:
Слышать не могу юмористов. Как о них вспомню, рыдать хочется. Всю душу своими шутками мне испоганили, и оттопырил пиджак, под которым белело голое тело. Вот они, юмористы-то, до чего доводят! Да возьмите две любые страницы из их рассказов разве это писатели?
И уж совсем согнувшись, уткнулся в моё плечо:
А у меня душа, может, по смеху чистому истосковалась. Может, она смеха как серебряный колокольчик жаждет, чистого, без пошлости. Чтоб сидеть на концерте иль газетку читать и тихо радоваться. Соглашайтесь.
Я спросил:
На что?
И высокий гражданин перешёл к делу. Хорошо бы нашей газете отдавать страницы под юмор. Пропускать и вычитывать материалы он, Костя Гаер, будет сам. Не справится друзей позовёт. В мою задачу входит бегать с материалами в машбюро, а затем к редактору.
Да мы такое устроим! Такое! орал он. Тут вход парадный и белый, вывеска «Клуб юмористов». Или нет. Это будет театр. Тут тумба, тут Вот что! Это будет «Варьете»! Ах, как хорошо. Мы открываем «Варьете», директор я! Всё закружится, всё завертится!
И замахал, ей-ей дьявол, руками, отчего стал похож на ветреную мельницу. И пропал, подлец.
А на следующий день на стене редакции висело объявление:
«Приказ (такой-то)
1. Открыть на страницах газеты раздел «Варьете».
2. Просить гр-на К. Гаера быть его директором.
3. Репертуар «Варьете» печатать на страницах газеты.
Редактор имярек».
Под чем красовалась клякса жирная, чёрная. И подпись: «Согласен. Костя Гаер».
В тексте упоминаются реальные персонажи. Хриплый голос из отдела новостей это Витька Гагарин, который целыми днями обзванивал региональных собкоров. Вскоре он уволился из «Нашей газеты», открыл «Сибирское новостное агентство» и переманил к себе пару человек, в том числе и меня.
А Сан Саныч это ответсек Братович, вечный персонаж журналистских баек. Рассказывали, что однажды Сан Саныч допился до такого состояния, что решил покончить с собой. Вышел на балкон, сиганул вниз. На втором этаже были натянуты бельевые верёвки, которые смягчили приземление тела на клумбу. Перепуганный хозяин квартиры со второго этажа выскочил на улицу и набил Братовичу физиономию. Таких баек про Сан Саныча рассказывали очень много.
Юмореска не была напечатана в «Нашей газете», но зато она отправила меня в Ригу на первый Международный фестиваль сатиры и юмора «Море смеха 91».
* * *
С двадцать шестого по двадцать восьмое апреля в Риге проходил первый Международный фестиваль сатиры и юмора, посвящённый восьмидесятилетию Аркадия Райкина, «Море смеха». По заданию редакции я прилетел в столицу Латвии искать новых авторов для нашего издания.
Я, наверное, единственный, кто честно просмотрел все номера отборочного этапа. Молодой был, глупый. Остальные журналисты гуляли по Риге, сидели в кафешках, пили в гостинице.
Фестиваль проходил в Доме офицеров. На дворе, напомню, тысяча девятьсот девяносто первый год самый разгар перестройки.