Впрочем, вступление затянулось. Пора уже переворачивать страницу трудовой книжки.
* * *
Моя трудовая биография началась с ошибки. В отделе кадров завода, куда я устраивался, сделали первую запись в трудовой книжке «Директор радиогазеты».
Директор? переспросил я.
А кем ты устраиваешься?
Вообще-то, диктором, говорю.
Не страшно, оставим так.
Так первая запись предопределила мои будущие потуги на что-то большее, чем просто рядовой сотрудник.
* * *
В армии я переписывался с журналисткой Кариной Малинчук. Однажды отправил ей стихотворение:
У древней горы священного Цао
Течёт голубая река.
На что Марина ответила: «Написано хорошо, смысла, правда, нет».
Тогда я послал ей рассказ «О любви».
«Смысл есть, ответила Марина, написано, правда, ужасно».
После армии, уже работая в «Нашей газете», я по сюжету рассказа написал две пародии подражание Довлатову и Бабелю. В редакции их похвалили, напечатали. Заместитель главного редактора Владимир Николаевич Коровин сказал: «У вас, Костя, несомненный дар имитатора».
А моя будущая жена, прочитав пародии, спросила:
Это юмор? Нет, ты мне скажи, если это юмор, я буду смеяться.
С девушками у меня всегда были недопонимания. Даже с будущей женой.
Зарисовка из моей глупой юности.
Она спросила:
Хочешь домой?
Я не понял. В чей дом? Может, она хочет, чтобы я остался у неё. Желание понятное. Она уезжает. Я остаюсь. Мало ли что
Я переспросил:
То есть?
Мне кажется, тебе надоело меня провожать, сказала она. Я доеду одна, можешь идти.
С чего ты взяла?
Я вижу.
Мне в самом деле хотелось домой. Ночью мало спал, обедал в столовой, намокли сапоги. Конечно, я не всегда галантен. Забываю подать пальто, не всегда перед нею открываю дверь, редко дарю цветы. Не подарочек, словом. Но не мог же я вот так развернуться и поехать домой. К тому же от холода начал ныть зуб.
Она разглядывала меня в упор.
Ты что? спросил я.
Терпеть не могу, когда смотрят в глаза и молчат.
Что ты меня разглядываешь?
У тебя под глазами морщины.
Только-то.
Возраст, сказал я с преувеличенной комичностью. Мне ведь уже двадцать два. С половиной.
Сколько?
Она прекрасно знала, сколько мне лет. К тому же ей было на два с половиной больше.
Почти двадцать три.
Ужас!
Я такой старый, что у меня сгнил паспорт.
Господи, как давно это было! И почему она согласилась выйти за меня замуж? Утешаю себя, что по любви.
* * *
В начале девяностых годов прошлого века я написал рассказ «Рядовой Синица».
Предлагать рассказ в какой-нибудь литературный журнал для публикации не хотелось, да и большая доля самоиронии не позволила это сделать. Одним словом, «Рядовой Синица» отправился в стол.
В это время в стране начал распространяться интернет штука для тех лет весьма диковинная. И конечно, необходимая для таких авторов, как я.
Я отправил свой рассказ в электронную библиотеку Мошкова и был совершенно счастлив оттого, что он попал в журнал «Самиздат», один из разделов библиотеки. В тысяча девятьсот девяносто восьмом году рассказ участвовал в литературном конкурсе «Тенёта». Вот, собственно, и вся его история.
Ну почти вся
Спустя десять лет ради любопытства набираю в поисковике словосочетание «Рядовой Синица». И что я вижу? На мой рассказ идут десятки ссылок, и к тому же он попал в какой-то тест Живого журнала «А какие произведения похожи на ваш блог?». В разных журналах «Рядовой Синица» соседствует в списке с произведениями Джона Ле Карре, Эрнеста Хемингуэя, Рюноскэ Акутагава, Николая Лескова и других писателей, ставших уже классиками.
И я среди них. Вот так-то!
* * *
И была жара страшная, и было видение
Будто соткался из сигаретного дыма в редакции высокий, тощего вида гражданин в клетчатом пиджаке на голое тело и мятых коротких штанах. Физиономия причём была в монокле и глумливая.
Ба! Сан Саныч! орал он, расхаживая по кабинетам. Какие люди! Позвольте пожать, Эдуард Николаевич, вашу честную руку. Нижайше, нижайше
Сиплый голос кричал из отдела новостей:
Владивосток? Алло, это Владивосток?! Это из Новосибирска.