Ведущий фестиваля Марк Дубовский шутил со сцены:
Мы, латыши, не против президентского правления, но президентского правления Буша!
Владимир Данилец и Владимир Моисеенко рассказывали, что «кролики это не только ценный мех, но и три-четыре килограмма диетического, легкоусвояемого мяса».
Джигурда ревел на гитаре:
Пере-пере-перестройка!
А за кулисами бегал начальник Дома офицеров: «Если вы не прекратите шутить о партии и правительстве, я выключу свет и звук!»
У меня был пропуск за кулисы. После каждого интересного выступления я находил автора и предлагал сотрудничество с нашим изданием. Подошёл к Шендеровичу.
А сколько заплатите? тут же спросил писатель.
Согласно гонорарной сетке.
Шендерович поморщился:
Ладно, я пришлю вам свои рассказы.
Не обманул. Прислал. Правда, до этого они уже были напечатаны в «Литературной газете».
На «Море смеха 91» Шендерович занял третье место среди авторов-исполнителей, среди артистов победили Владимир Данилец и Владимир Моисеенко, а лучшим певцом стал Никита Джигурда. Страшно сказать, но я видел ещё нормального Джугурду!
С той поры прошло больше четверти века. Джигурда превратился во фрика, Шендерович «подвинулся» на теме борьбы с режимом, мечта латышей сбылась: у них иностранное правление. И только «кролики» Данилец и Моисеенко застряли в девяностых.
Через три месяца после поездки в Ригу я вновь оказался в Прибалтике. В столице Литвы мне предстояло провести половину дня и ночь. В моём кармане лежало журналистское удостоверение. Я решил воспользоваться своим служебным положением.
Пошёл в полицию и заявил:
Здравствуйте, я журналист из Сибири. Хочу написать о работе полиции в независимой Литве. Могу я поехать на дежурство с вашим полицейским нарядом?
И мне разрешили! В полицейском наряде было два человека: русский и литовец. Я уже не помню, где и по каким улочкам Вильнюса мы ездили. Помню, мы остановились на какой-то площади и полицейские рассказали, что именно отсюда начался штурм вильнюсского телецентра. Потом мне показали место, где собираются местные путаны.
Ещё помню, как к нашему полицейскому уазику кинулся мужчина:
Помогите, меня ограбили! Прыснули в лицо из газового баллончика и ограбили!
Мы отвезли бедолагу в участок писать заявление, а сами по горячим следам отправились искать преступников. Никого не нашли.
Остаток ночи я проспал на столе в учебном классе полицейского участка. Утром поехал на вокзал, пообещав своим ночным напарникам отправить статью о нашем дежурстве. Но не отправил.
Я вышел на перрон железнодорожного вокзала в Санкт-Петербурге девятнадцатого августа тысяча девятьсот девяносто первого года. И это была уже другая страна. В Москве ГКЧП, в Питере по Невскому проспекту шли толпы с плакатами «Путч не пройдёт!». Когда я вернулся в Новосибирск, рассказ о ночном дежурстве в Вильнюсе был уже не актуален.
* * *
На дворе тысяча девятьсот девяносто второй год. В Новосибирске настоящий газетный бум: проекты появляются и исчезают, словно мыльные пузыри. Самая типичная история из того времени выпуск «нулевого» номера газеты «Капитал».
В Новосибирск пришёл один питерский банк и хотел закрепиться в нашем городе, издавая деловую газету. Наши интересы совпали. Правда, денег банкиры на газету выделили крайне мало. Хватило только на печать и на работу верстальщика. Без корректуры.
«Ладно, решил я, русский язык вроде знаю, справлюсь».
Я подготовил и набрал тексты, нашёл иллюстрации, договорился с верстальщицей, которая могла делать «Капитал» только после своей основной работы. По вечерам. А компьютер был у неё ещё 386-й прадедушка первого «Пентиума».
Верстали газету всю ночь. Глаза устали, внимательность была на нуле. Я сдал газету в типографию под утро и поехал домой отсыпаться. Днём купил газету в киоске, разглядываю, счастливый, первую полосу
И вдруг замечаю кошмар. Даже не кошмар, а самую настоящую катастрофу! Ошибка на первой полосе: в заголовке «Сибирь и ПриДНЕстровье» написано «ПриДРЕстровье».
Накануне я договорился с местной тележурналисткой Настей Гусевой, что она расскажет про выход газеты в новостях. Делать нечего, еду на телестудию, нахожу её кабинет, стучусь тишина. Слава богу! Оставляю несколько номеров под дверью и бегом оттуда. Вечером Настя, согнув газету пополам, говорит в эфире: «Вышел первый номер газеты Капитал». И прочее, прочее, прочее. «ПриДРЕстровья», конечно, в согнутом виде не было видно.