Она продавала себя в тех кругах, где «клиенты» носили серые фланелевые костюмы и обращались к ней мягким, но уверенным шепотом. В своем ремесле она вскарабкалась на вершину, где нет ни иллюзий, ни надежд... и откуда можно легко сорваться. Навсегда.
— Мы жили в северной части Нью-Йорка, — приступила она к рассказу, — и все началось, когда я кончала школу. Я была старшеклассницей и водилась далеко не с лучшей компанией. Все были чуть старше меня и куда как хорошо знали жизнь и ответы на все вопросы... После нескольких сумасшедших вечеринок я вступила на тот путь, который завершился статусом невенчанной матери.
— Встретила парня?
— Школьная знаменитость. Приличная семья и все такое. Он все начисто отрицал, и семья поддержала его, хотя к тому времени он уже всей школе успел поведать о своей маленькой победе.
— Он... он что-нибудь предлагал тебе?
Припомнив, она засмеялась:
— О да. И он, и его семья. И еще брат. — Они прямо из кожи вон лезли. — Она опять засмеялась, словно у ее истории не было последствий. — Их стараниями я год провела в исправительной школе в Гудзоне, так что никакие мои заявления уже не могли повредить репутации того подонка. — Помолчав, она добавила: — Прошу прощения за столь сильное выражение.
— А твоя семья не помогла тебе?
Какая-то тень скользнула по ее лицу. В первый раз я увидел на нем след горечи и отвращения.
— Предок сказал, что это пойдет мне на пользу. Он избил меня до крови и синяков и, наверно, убил бы, не будь он так пьян. Мне удалось вырваться и удрать. — Ее глаза рассеянно смотрели куда-то мимо меня, упершись в стенку ниши, в которой мы сидели. — Он пил не просыхая. Если я зарабатывала несколько долларов, присматривая за детьми, он тут же отбирал и тратил на очередную бутылку.
— А мать? Она тоже ничего не могла сделать?
— Ровным счетом ничего. Он колотил ее по поводу и без повода. Она смертельно боялась его. Несколько раз соседи вызывали полицию и его забирали, но нам было только хуже от этого. — Сидя напротив меня за столом, она перевела на меня взгляд. — Невозможно передать, когда в семье нет любви... — обронила она.
Как все просто и точно в ее объяснениях. Одна ее фраза — и все стало ясно. Главная проблема бытия... В двух словах! Нет любви. Над этим не часто задумываешься... Мурашки бегут по коже, когда видишь, к каким это приводит последствиям...
Последствия... в них и крылась причина, по которой я и хотел найти противоядие.
— Поэтому ты и стала проституткой?
Она медленно покачала головой.
— Нет. Не только поэтому. Было много и других причин.
— Например?
— Могу ли я позволить себе легкую вульгарность? — мягко спросила она.
Я кивнул.
— Знаете ли, порой я не могу найти верные слова. Мне придется говорить... ну, как бы... на жаргоне, на patois. Понимаете, что я имею в виду? — Я засмеялся, и она пояснила: — Я набралась этих словечек в Гудзоне. Мое единственное приобретение... Там была одна девочка-француженка, из Канады... с очень богатым словарем.
— Представляю себе.
— Предок обзывал меня грязной шлюхой, говорил: если уж мне приспичило этим заниматься, то надо — за деньги. В тот раз он избил меня и вышвырнул за дверь. Мама попыталась остановить его и схлопотала оплеуху. — Замолчав, она перевела дыхание и продолжила: — И дальше сопротивляться она была уже не в силах, предоставив это мне.
— Жить бы ему до ста лет, — сказал я, — но где-то в другом месте.
— Знать бы пораньше... — Закусив губу, она, видимо, попыталась представить себе иное развитие событий. — В ту же ночь я ушла. Спала в какой-то заброшенной постройке. На другой день я присматривала за детишками, заработала долларов восемьдесят... и опять сделала ошибку. Я вернулась домой. И получила очередную порцию затрещин.