Луковые посадки ненадолго собьют их с толку, да и горные ручьи заставят чуть притормозить бег, но рано или поздно они выйдут на наш след.
Я схватил девушку за руку, и мы кинулись бежать. Над горным хребтом всходила полная луна, и ее серебристое сияние помогало нам найти дорогу. Залитые лунным светом, мы бежали по долине, и я даже услышал, как она засмеялась. Оказавшись в тени деревьев, мы остановились.
В оставшейся позади хижине старика вспыхнул свет.
— Скоро они двинутся за нами, — сказала Кэролайн.
— Ты желаешь им удачи?
— Нет. Но так и будет. Как их остановить?
— Пошевели мозгами, дорогая. Ответ не так прост. Мы спасаемся от смерти, и нам очень весело.
Отойдя от нее, я вытащил из кармана спички. Ночью огонек можно увидеть за несколько миль, но часто даже не успеваешь спохватиться, как уже бывает поздно. Ветер дул мне в спину, и, потратив полдюжины спичек, я подпалил высохшее жнивье, которое тянулось вплоть до хижины; до нас донеслись крики, полные злобы и ненависти, перекрывавшие лай собак, и среди них был слышен пронзительный визгливый голос Билли Басси.
У наших ног затлели сосновые иглы, бросая золотистые отблески на ее растрепавшиеся волосы. Она была так красива, что у меня просто не было слов описать ее, хотя о ней хотелось рассказывать всем и каждому. Стараясь сдерживать смех, она стояла рядом, высокая и стройная. У нее были сильные крепкие плечи, и когда она повернулась грудью к порывам ветра, дующего со склона, он обтянул складки платья вокруг ее широко расставленных ног, четко обрисовывая линию бедер. Ветер нежно ласкал падающие на лицо девушки волосы; они отливали насыщенным густым цветом золота. На мгновение я увидел ее влажные полные губы и глаза, в которых сияло какое-то сумасшедшее озорство, глаза женщины, которая умеет и гордо любить, и смело убивать, женщины вольнолюбивой, которая не умеет подчиняться...
— Они предполагают, что мы побежим. И попытаются зайти со стороны.
— Чтобы взять нас, Митч.
— Не нас, радость моя. А меня. Они гонятся за мной.
Я притянул девушку к себе и, покрывая поцелуями ее лицо и глаза, осторожно уложил Кэролайн на мягкое ложе из сосновых игл.
Где-то внизу полыхал пожар, и на огненном фоне метались маленькие человеческие фигурки, тщетно старающиеся остановить его. Прислушавшись, сквозь треск огня можно было различить собачий лай, в котором явно звучало разочарование.
Рядом с нами трава больше не горела. Ветер ровно и сильно дул вниз по склону холма, и единственным источником света была полная луна. Я смотрел на лихорадочную суматоху перед хижиной, силясь понять, по какому капризу судьбы я оказался тут...
Я всегда старался держаться в стороне от мира людей и никогда не изменял этому правилу — в любой стране, в любом городе и... в любой передряге.
Но мир людей нагнал меня и снова преследует. В последний раз это было в Шталаге-4, но тогда стоял 44-й год. Это повторилось в Корее. Наконец я дома. Но по пятам за мной опять идет погоня. Они лезут из кожи вон, стараясь убить меня. Где-то есть моя база, но добраться до нее будет чертовски непросто. Я завис в воздухе и хожу по кругу, если вы понимаете, что это означает.
Я с трудом заставил себя успокоиться и, едва переводя дыхание, наблюдал за человечками внизу. Я услышал какие-то звуки у себя за спиной, но ни с чем не мог их соотнести — они были чужды тому, что расстилалось перед моими глазами.
Когда я осторожно повернулся, Кэролайн лежала на земле, и тело ее в лунном свете отливало молочной белизной. Никогда еще мне не доводилось видеть более совершенную красоту. В смешении света и теней она предстала белокурой валькирией, и от мягких линий ее тела невозможно было оторвать взгляд.
Я стоял над ней, и по коже у меня забегали мурашки, а горло так сдавило спазмой, что я не в силах был сглотнуть, а когда заговорил, не узнал собственного голоса.