Тётка от неожиданности сначала отшатнулась, но тут же схватила её за плечо и заставила подняться с чемодана.
Чемодан-то твой?
Давясь слезами, она только кивнула головой. Тётка схватила чемодан, сунула ей в одну руку свою пустую корзинку, а за другую потащила вслед за собой. Несколько ещё остававшихся на перроне тёток и бабулек-картошечниц с интересом смотрели, как они перешли через переезд и направились к частным домикам, видневшимся за редкими посадками деревьев.
***
Вот здесь пока поживёшь. Комнатка вчера освободилась. Если сдам кому завтра-послезавтра к себе в комнату пущу. Со мной будешь жить. Живи, сколько захочешь. Денег с тебя не возьму и на билет дам, не переживай. А можешь так и вовсе остаться до осени. Работу я тебе подыщу в сезон в санатории делов много, лишних рук не бывает. Деньжат подзаработаешь, тогда и в свой Ленинград можешь возвращаться. Как взрослая. Смотри. Думай. Не торопись.
Тётка смотрела на неё с участием, но без излишней жалости. Полноватая, лет сорока сорока пяти, с рабочим загаром труженицы, привыкшей много времени проводить на воздухе, обрабатывая землю, с сильными руками и умными бледно-голубыми глазами. Её звали Стася. К этому моменту тётка Стася, как велела она себя называть, уже знала всю историю жизни этой девчушки. Когда-то и она была вот такой же молоденькой, наивной и свято верившей в дружбу и любовь. И так же, как эта девочка, наелась досыта и людской подлости, и предательства близких, и потерь испытала немало. Теперь жила одна в своём небольшом домике, работала в местном санатории посудомойкой, летом сдавала комнатку отдыхающим, копалась в огороде, выращивая кое-что для продажи на рынке и на перроне пассажирам с проходившего поезда. Ей в радость было бы иметь такую жиличку, и помочь хотелось ей от всего сердца.
Пойду, соберу поесть. Голодная, поди, вижу. Ещё на платформе подметила. А ты осмотрись, приляжь, коли неможется, не стесняйся.
Потрепала по плечу и вышла, тихонько притворив за собой дверь.
В комнатке было прохладно снаружи окна прикрывали деревянные ставни, и свет почти не проникал сюда. Пахло чистотой и сухим деревом. Кровать, на которой она сейчас сидела, была высокая и пышная, с двумя большими подушками в белых наволочках с вязаной тесьмой по низу. Домотканый коврик под ногами, небольшой столик рядом, тоже покрытый белой скатертью с вывязанной широкой тесьмой по краю. Два деревянных стула и массивный табурет, узенький деревянный шкаф, одна дверка которого зеркало. На широком подоконнике герани. Беленькие, тоже с вязаной тесьмой по низу, занавесочки в пол-окна на широкой белой кручёной верёвочке. И тишина.
Шок от пережитого почти прошёл. Когда всё рассказала тётке Стасе, боль отпустила, ушла вместе со слезами и словами. Теперь только бесконечная пустота внутри напоминала о пережитом. Но чего сиднем сидеть? Спасибо тётке Стасе, но и самой надо что-то делать, что-то решать.
Прилегла на край кровати. Хорошо. Покойно.
«Надо что-то решать».
Дверь отворилась, и тётка Стася, видя, что девчушка не спит, махнула рукой пошли, мол. Из открытой двери потянуло сытным запахом варёной картошки и ещё чем-то вкусным яичница!
Они сидели в небольшой уютной кухоньке. Так же, как и в комнатке, окно снаружи было прикрыто ставнями. И потому, хотя здесь недавно готовили на газовой плите, утомительного жара не было. Только пахло вкусно.
На окне цветастые ситцевые занавески. Под окном широкая деревянная скамья, отполированная долгими годами сидения, а может, и лежания на ней. Вдоль стола ещё одна лавка, поуже. Двухконфорочная газовая плита с высоким газовым баллоном, одетым в такой же, как и окошко, цветастый ситцевый наряд, с оборочками вокруг вентиля. Небольшой деревянный буфет со стеклянными дверцами в верхней части, за которыми виднелись простые кружки и графинчик. Над входной дверью часы с кукушкой. Наискосок от двери, к столу, на пол кинут домотканый половичок.
На столе дымящаяся в широкой алюминиевой кастрюле картошка, присыпанная ароматным укропчиком. В миске огурчики. Малосольные. Отдельно на тарелочке свежие. Глиняный кувшин с молоком из холодного подпола, запотевший от летнего тепла и жара плиты. А посередине стола большая чугунная сковорода с яичницей.
Ешь, девонька, ешь. На яешенку налегай своих курочек-несушек яечки-то. Свежие. Никакой живности больше уже не держу. Кормить нечем, да и силёнок маловато стало. Вот огородик небольшой, картошку сажаю всё есть с чем на станцию сходить. Молоко у соседки беру жирное у неё. Сметану, масло сама из него взбиваю. Так и живу помаленьку В санатории подрабатываю