Так! Именно так! Именно ты сейчас подумал «какого рока старик ко мне припёрся»! Боги не тянут человека за язык, им этого не нужно. Вы же все не можете без них, сами тем самым становясь на путь покорности.
Покорности?!! громовой голос правителя пробил марево слепоты и вознёсся под самые своды замка. Ксанд не обратил на его гнев ни малейшего внимания. Он ждал, пока Светлейший сможет воспринять то, что нужно было ему, Игроку.
Говори, бард, говори, не жди, пока я сойду с ума окончательно.
Ладно. Скажу лишь, что если бы жизни многих и многих не замерли сейчас на весах судьбы, я бы ни за что не потревожил твой двор, ибо никакая любовь к тебе и твоей матери не смогла бы пересилить возможные последствия подобного опрометчивого шага. Серый Камень знает своё место на игровой доске.
Гнев Богов на твою Игру!
Ксанд усмехнулся. Ему ли не знать, каков бывает гнев Богов.
К делу, у нас осталось мало времени. Мне нужны провожатые. Из твоих вернейших людей. И учти у них мало шансов вернуться. На этот раз за меня взялись по серьёзному. Я не знаю, какие у меня шансы вернуться сюда ещё через десяток лет.
Сколько у нас времени?
Мало, очень мало, признался Ксанд, радуясь этому «у нас». Пока я жив только благодаря тому, что кое-кому обо мне практически ничего не известно. Моё имя прозвучало под этими сводами, но до этого оно молчало десятилетия. Более оно не тайна и одному мне придётся туго. Ты видишь, я раскрываю перед тобой все карты. Раскрываю, даже твёрдо зная, в чьи лапы угодит твоя память спустя, быть может, всего пару мгновений.
Эх, знать бы, в самом деле, это имя!
Ты дашь мне людей?
Да.
Ксанд жалел в этой жизни о многих вещах. Факт принадлежности Светлейшего к сонму Слабых мира сего был одой из них. Но, ничего с этим не поделаешь.
Ксанд смотрел в спины всадникам, скрывающимся один за другим в чаще леса, а сам не мог избавиться от видений. Вокруг Светлейшего сгущалось едва различимое бирюзовое облако, отчего на лице грозного воителя напряглась предательская жилка. Плохо.
Уже скрываясь в лесу, Ксанд краем глаза успел заметить, что на самом верху северной башни Белой цитадели замерла светлая женская фигурка. Мужчины должны бороться за своё право выбора земного пути, женщины же всегда вот так провожают давно и бесследно исчезнувшую тень. Что их каждый раз связывает, поди пойми.
Прощай, Княгиня, тебе-то я уж точно не смогу помочь. Даже единым словом.
Путь на запад начинался со скверных предчувствий.
Грозная поступь неведомых сил сотрясала само основание древних скал. Их крепкие кости трещали под напором всесокрушающей власти Проклятия, что проливалась, выплёскивалась сейчас в самые недра Иторы. Стон несокрушимой горной породы, помнящей многое, казался стенаниями узника, привыкшего к собственной неволе, не желающего своей нежданной, и оттого омерзительной свободы.
Человек, приведший сюда эту силу, знал, что это за место. Полюс покоя, озеро вневременья, пропасть небытия. Оно было славно своей безжизненностью. Однажды выжженная дотла в неведомых по своей ярости сражениях Древних, эта долина до сих пор не отважилась отрастить на своём челе ни травинки. Единственный источник живой влаги был признаком того, что остальной мир хоть как-то сумел проявить свои обыкновенные картины среди монолита мёртвых скал. И эта влага была девственно-чиста, незапятнанна даже толикой чьей-то воли, ей можно было верить, ей можно было кланяться. Не расплачиваясь и не сожалея пред ликом Иторы уже одно это было невероятным подарком.
Но кроме того пещера была последним средоточием изначальной простоты, отторгающим всё наносное, привнесённое, лишнее, новое. Для миллиардолетней истории этого мира новым было и всё старое. Сама жизнь человеческая была чем-то новым. Сама смерть.
Иному человеку лишь на это и остаётся полагаться. Он привёл сюда её в надежде на невозможное, привёл, совершив безумное в своей бесполезности путешествие через моря, страны, подземные реки и горные массивы. Привёл. И теперь имел возможность лицезреть весь тот ужас, какой неминуемо разгулялся бы в гуще лесов и на просторах степей, пронёсся бы по городам и весям, который раз изменяя образ Средины и самой Иторы Многоликой, если бы ему позволили это сделать.
Он наблюдал, но не имел возможности оставаться в стороне.
Сияющее гало незримого света окружало то, что некогда было его невольной попутчицей. Волны чужой воли сотрясали самое естество окружающего мира от недр до самых небес они метались, закупоренные в узилище древней пещеры, отторгаемые историей этого места, но уже не сдерживаемые собственным носителем. Она впервые настолько всецело поддалась влиянию порчи, растворившись в ней словно бы уже навсегда. Вихрь невыносимого пламени принялся уже и за чужое её собственную душу.