Помню, тихо произнесла Мёрфи.
Когда кто-то залезает в чужую голову, это причиняет там кучу повреждений вроде того, что случилось с Микки Малоном. Но и того, кто это делает, такое действие тоже увечит. И чем сильнее ты искалечен, тем проще тебе калечить других. Порочный круг. Особенно это опасно для жертвы. Не только потому, что ее вдруг принуждают поверить, будто колдун царь и бог всея Вселенной. Но и потому, что эти штучки здорово грузят психику, и чем непривычнее для себя приходится поступать человеку, тем больше это его калечит. По большей части все заканчивается вконец уже съехавшей крышей.
Мёрфи поежилась:
Как у тех клерков, над которыми поработала Мавра? И ренфилдов?
При этом воспоминании мою руку пронзила вспышка фантомной боли.
Именно так, кивнул я.
А что можно натворить с помощью такой магии? спросила она. Голос ее звучал уже не столь обвиняюще.
Достаточно. Этот парень заставил несколько человек покончить с собой. Других превратил в убийц. И еще кучу народа, по большей части собственных родственников, сделал своими рабами.
Господи, произнесла Мёрфи еще тише, ужас какой!
Я кивнул:
Такова черная магия. Стоит дать ей послабление и она начинает менять тебя. Уродовать.
Неужели Совет ничего больше не мог поделать?
Не мог. Мальчишка зашел слишком далеко. Они ведь все перепробовали раньше. Иногда казалось, что колдун идет на поправку, но в конце концов все кончалось плохо. И это приводило к еще более серьезным жертвам. Поэтому, если кто-то из членов Совета не возьмет колдуна на поруки под личную ответственность, его просто убивают.
С минуту она обдумывала услышанное.
А ты мог бы? спросила она. Взять его на поруки?
Я неловко поерзал на диване:
В чистой теории черт его знает. Если бы я действительно верил, что его еще можно спасти.
Она поджала губы и уставилась в раковину.
Мёрф, произнес я так мягко, как только мог. Закон не в состоянии справляться с подобными вещами. Таких людей невозможно арестовать или держать в заключении, если только их способности не будут нейтрализованы какой-либо серьезной магией. Если ты попытаешься запереть злобного колдуна в обезьянник ОСР, дело кончится плохо. Хуже, чем тогда, с Луп-Гару.
Не может быть, чтобы не нашлось какого-то другого выхода, настаивала Мёрфи.
Если собака заболела бешенством, ее уже не спасти, возразил я. Все, что можно сделать, не дать ей перезаражать других. Тут нет способа лучше превентивных мер. Выявлять детей с признаками магических способностей и учить их разумному, доброму, вечному. Только вот беда: мировое население за последний век возросло настолько, что Белый Совет уже не в состоянии отследить всех. Тем более в условиях продолжающейся войны. Нас просто слишком мало.
Она вопросительно склонила голову набок:
«Нас»? Что-то я раньше не слышала, чтобы ты отождествлял себя с Белым Советом.
Я не нашелся что ответить, поэтому просто допил свою колу. Мёрфи прополоскала балахон, отжала, отложила в сторону и взялась за плащ. Она опустила его в воду, нахмурилась и вытащила обратно.
Глянь-ка, сказала она. Кровь исчезла, стоило ей коснуться воды. Сама собой.
Словно мальчишку и не казнили. Круто, негромко произнес я.
Мёрфи внимательно посмотрела на меня:
Возможно, так это видится обычным людям, когда они видят копов за какой-нибудь малопривлекательной работой. Часто они просто не понимают, что происходит. Наблюдают за тем, что им не нравится, и это их огорчает а все потому, что не знают всего, сами с этой проблемой не сталкивались и не представляют, насколько страшнее может быть любая альтернатива.
Возможно, согласился я.
Фигня выходит.
Извини.
Она едва заметно улыбнулась и тут же снова посерьезнела, когда пересекла комнату, чтобы сесть рядом со мной.
Ты правда считаешь, что у них не было другого выхода?
Видит Бог, я кивнул искренне.
Поэтому Совет так прижимал тебя? Из-за того, что считал тем, кто готов переродиться в колдуна?
Угу. Все так, только ты заблуждаешься, говоря об этом в прошедшем времени. Я опустил голову, на пару секунд прикусив губу. Мёрф, это как раз из тех случаев, в которые копы не должны вмешиваться. Я предупреждал тебя, что такие ситуации возможны. Мне случившееся нравится не более твоего. Но прошу тебя, не лезь в это дело. Это никому не поможет.