Власть над книгами, власть книг
* * *
После школы я времени не терял, бегом по библиотекам и вечером шмякнул на письменный стол авоську с книгами. Сверху я аккуратненько положил стопку журналов «Смена», «Наука и жизнь», «Вокруг света», «Знание сила», «Уральский следопыт» и «ИЛ». Мама сразу исчезла со своей любимой «Иностранной литературой», а папа похмыкал, перебирая книги, с видимой неохотой взялся за журналы, но подшивка «Уральского следопыта» его добила. Папа буркнул что-то невнятное про уроки, схватил «Уральский следопыт» и твердой походкой направился к двери в зал. Зашелестели страницы, заурчали довольные родители, обмениваясь цитатами. Я остался наедине с моими книжками.
Идея вклеить страницу повиновения в библиотечный формуляр оказалась просто гениальной. Никому и никогда не дают на дом журналы сиди и читай в читальном зале. И только Инкосин Эдуард Сергеевич, 13 лет, 8"А» класс, имеет исключительное право брать сколько угодно журналов на дом. Формуляр тоже книга, только очень маленькая. Книга учета библиотечных записей.
Я начал эскпериментировать. Я прочитал «Каллистяне» Мартынова и вклеил к каллистянам свою страницу. Книга похудела вдвое и стала намного интересней. Я вклеил свою страницу в «Билет на Транай» и книга стала втрое толще. Я обрадовался: еще бы! в три раза больше фантастики! но обрадовался я зря. Книжка стала понятней, да. Но перечитывать я бы ее не стал. Я попробовал вклеивать страницу повиновения в «Нержавеющую крысу», в «Другой миф» Асприна и с тем же результатом: книжки становились толще, становились понятней и их не хотелось перечитывать. Из них исчезла загадка.
Загадка исчезла из «Тайны двух океанов» «Тайна» при этом похудела. Я подумал, что в «Тайне» было много лишних слов, которые прятали смысл. Была путаница, но не было настоящей загадки.
А в «Нержавеющей крысе» и других интересных книжках, наоборот, была загадка, но слов было меньше, чем мыслей. Сделано это для того, чтобы я мог сам додумываться до новых идей. Но страница повиновения превращает интересные книжки в обычные, где не надо ничего додумывать и угадывать. В них все становится понятно. Загадка исчезает и вернуть ее уже не удастся я перерос эту книгу. Понял и потерял.
Мне стало грустно. Я испортил пониманием столько хороших книг
* * *
Ты стал какой-то рассеянный, сказала круглая отличница Сырбачева.
Ты тоже изменилась. Учишься на одни пятерки.
Я не знаю, как это у меня получается. Я ничего особого не делаю, просто вдруг стала понимать все учебники
А хочешь почитать «Крысу из нержавейки»? Моя самая любимая книжка! я хотел добавить: «была».
Давай!
Я достал из портфеля «Крысу», вырвал из нее первую страницу и протянул Сырбачевой. Вырванную страницу засунул себе в карман.
Извини, там страницы не хватало, я ее сам переписал из другой книжки, но вышло некрасиво. Я переделаю.
Я могу переделать! Я умею очень красиво писать.
Потом. Ты сперва прочитай!
Я проводил ее до подъезда и пошел домой.
У подъезда кружились в свете фонаря снежинки.
Дома отец, не отрывая носа от своих журналов, помахал мне рукой в сторону кухни. Мама промычала что-то вроде «помойза сабойпа суду» и забыла обо мне. Я отрезал хлеба, намазал маслом и отправился к себе читать. Утром я начал читать «Имя розы», читал на всех подряд уроках учителя пытались мне мешать; но, наконец, можно почитать в полной тишине с надеждой, что меня не побеспокоят. Время исчезло, растворившись в книжных страницах. Я дочитал роман, закрыл последнюю страницу и замер, стараясь удержать в глазах ускользающий мир. Взял журнал «Знание; сила» полистать.
Каждый вечер перед сном папа читает вслух. В проем двери просунулась мамина рука, помахала мне призывно. В другой руке мама держала «Иностранку».
Быстро в зал! мама выключила свет, перелистнула страницу и закрыла журнал. Я, не отрываясь от чтения, побрел за ней.
Папа полистал вечернюю книгу, нашел отправную точку и зазвенел:
«Как ныне сбирается вещий Олег отмстить неразумным хазарам»
Мне кажется, я всего Пушкина знаю наизусть, но каждый вечер, когда папа начинает читать, происходит какое-то волшебство. Произнесенные слова растворяются и остаются только музыка и течение образов не картин, но и не слов, я не знаю как это называется мир вокруг становится сказкой. Папа читает каждый вечер, всегда, всю жизнь читает одну и ту же огромную книгу в темном кожаном переплете.