И Бродерик Кроуфорд, кажется, раз-другой делал это, не так ли? Шелдон Ленард всегда был слишком мрачен...
Девушка вскочила с кровати.
— Не надо издеваться надо мной. Я одна как перст, никто мне не поможет...
— Да бросьте вы!
— А сами-то! Я полагаю, уж вы-то собирались рассказать мне правду!
Грофилд осклабился и покачал головой.
— Как бы не так. У меня заготовлены для вас три обалденные истории, которые ждут своей очереди, и в каждой из них фигурируют одни звезды.
— Думаете, раз вы неисправимый лгун, то и все другие тоже?
— Да нет. Только вы.
Она открыла было рот, чтобы сказать ему пару ласковых, но в этот миг дверь распахнулась, и опять появились три головореза, все с пистолетами. Тот, что прежде вел переговоры, произнес:
— Привет, мисс Фицджералд. Вы, кажется, потерялись? — Он посмотрел на Грофилда, поцокал языком и добавил: — А ты враль. Надо бы провести воспитательную работу.
Глава 4
Грофилд сказал:
— Идите-ка вы все по домам, ребята. Вечеринка начнется только в пять. Я даже еще не вытряхнул окурки из пепельниц.
Говорливый парень покачал головой и сказал:
— Ты очень забавный человек. Я бы подержал тебя при себе, чтобы ты веселил меня, когда мне грустно. Ты способен идти на своих двоих?
— Недалеко, — признался Грофилд. — Скажем, до горшка и обратно.
— Скажем, к лифту и наверх. Одевайся.
Один из двух других, до сих пор молчавший, сказал:
— Может, грохнем его? Так гораздо проще. Болтун страдальчески посмотрел на него и покачал головой.
— Чтобы гостиница кишела легавыми? — возразил он. — Очень умно.
— Он может выпасть из окна. Больной, голова закружилась, да мало ли что.
— Это у тебя кружится голова. Мертвый — он и есть мертвый, все равно сюда понабегут легавые. Парень — лежачий больной, что ему делать у окна?
Грофилд сказал:
— Вот именно. Втолкуйте ему. Я на вашей стороне. Болтун посмотрел на него.
— Тогда почему же ты не одеваешься? Девушка предложила:
— Мне отвернуться?
— Да уж, пожалуй. А то я весь в синяках.
Она скорчила гримасу и отвернулась.
Грофилд медленно выбрался из постели, он чувствовал себя хоть и слабым, но все же способным передвигаться. Онемение, наступавшее после сна, уже проходило, но сил по-прежнему не было. Брюки его весили целую тонну, а пальцы казались толстыми, вялыми и дрожали.
— Что-то ты очень медленно, парень, — сказал Болтун. — Я уже начинаю жалеть, что не согласился на окно.
— Я давно не практиковался, — сказал ему Грофилд. Он чувствовал, как на лбу выступает испарина и пот стекает по спине и по груди. Дрожь распространилась от пальцев на руки, от натуги у Грофилда закружилась голова.
— Позвольте мне помочь ему, — вызвалась девушка.
— Валяйте.
Она застегнула ему сорочку, надела туфли и завязала шнурки, сунула руки в рукава пиджака и набросила галстук на шею.
— Ну вот, — сказала она. — Вы красавчик.
— Но в полночь я должен покинуть бал, так? Иначе вся эта одежда превратится в горностаевый мех и шелк. — Он испытывал необыкновенную легкость, будто накачавшийся наркотиками правитель какого-то карпатского герцогства. В голове звучала музыка, какая-то немыслимая смесь Берга и Дебюсси. Одежда казалась увесистой и вполне могла сойти за облачение принца с пристегнутой к поясу шпагой.
— Идем, — сказал Болтун и взял Грофилда под локоть, причем довольно грубо.
Грофилд глубоко сожалел о своем состоянии. Он попал в переплет, ужасный переплет, ни причин, ни смысла которого понять не мог. Сейчас бы ему быть здоровым и начеку, но вместо этого он в полуобморочном состоянии и ничего не соображает, балансируя на краю могилы в окружении горилл, которые в любое время могут столкнуть его туда, стоит им только захотеть.