Кто же возводил этот дворец? Восточные мастера? спросил Павел, пытаясь вспомнить подобный стиль в архитектуре.
Кто только не трудился над ним: армяне, турки, греки, даже итальянцы. Но и местные мастера кое-что сделали. У нас тоже народ с руками. Вот здесь, во дворе когда-то кипела жизнь. Воины собирались в набеги. Сюда же приводили пленников. Устраивались праздники и приёмы послов. А теперь этот двор выглядит уныло и заброшено. Но, что поделать время величия ушло, как время Великого Рима, или могущественных Афин, несокрушимой Персии. А, уж, какая могущественная была Золотая орда. Где она теперь?
Мусса повернулся к старику:
Уважаемый Ахмед-Хаджи, ты дозволишь этому юноше осмотреть мечеть?
Старик взглянул выцветшими, слезящимися глазами на Павла и ответил скрипучим голосом:
Всевышний никому не запрещает входить в свой дом. Коль путник пришёл с миром и без дурных мыслей, так пусти его.
Проходи, уважаемый, пригласил Мусса, но сапоги придётся снять у порога. Нельзя в дом Аллаха вносить земную грязь. Саблю тоже надо оставить. Ахмед-Хаджи приглядит за ней. Заходить нужно с правой ноги. Я понимаю, ты молитв наших не знаешь, но, хотя бы мысленно попроси Аллаха приоткрыть тебе ворота истиной веры.
Они вошли в храм. Высокий просторный зал с простыми белёными стенами. Два ряда квадратных колонн. Потёртые ковры с растительным орнаментом устилали пол. По стенам шли балкончики.
Вот наша мечеть Хан-Джами. Как-то она сильно горела. Хан Селямет-Гирей отстроил её заново.
Тут так все просто, удивился Павел, вспомнив золотое убранство Петербургских храмов.
Просто, как небо, поправил Мусса. Взгляни как-нибудь внимательно ввысь, там тоже все просто и без излишеств. Здесь, где мы стоим, молятся мужчины, а на балкончиках место для женщин.
Почему отдельно?
Во время молитвы, уважаемый, надо с Всевышним общаться, а не отвлекаться на земные грехи, поучительным тоном объяснил Мусса.
А что это за потайная дверца? спросил Павел, указывая на низкую арку.
За ней лестница, по которой муэдзин поднимается на минарет и призывает правоверных намазу. Извини, но туда пустить тебя не могу. Я и сам никогда не поднимался на шорфе. Только уважаемый Ахмед-Хаджи имеет право входить в эту дверь.
Он не боится? Минарет такой высокий, тонкий.
Уверяю, тебя, о, юноша, минарет крепкий. Камни подогнаны идеально. А скреплены они расплавленным свинцом.
Они вышли из мечети, обулись и направились по заросшей дорожке. Вскоре попали на кладбище, где над могилами возвышались покосившиеся надгробия из резного камня.
Сюда, тоже не разрешено водить гяуров. Но тебе, потомку Текеевых, отказать не могу. Вот, видишь это старое надгробие? Ты, конечно, не знаешь арабского?
Нет.
Послушай, что здесь написано: «Когда я жила, то походила на чудный цветок, который завял так рано. О, Всевышний, возьми меня в рай и посади в свой цветник».
Кто была эта девушка?
Разве кто-нибудь помнит? развёл руками Мусса. Одна из гарема, одного из ханов, и вновь процитировал:
До срока срезал их в саду любви Аллах,
Не дав плодам созреть до красоты осенней.
Гарема перлы спят не в море наслаждений,
Но в раковинах тьмы и вечности в гробах.
Забвенья пеленой покрыло время прах;
Над плитами чалма, как знамя войска теней;
И начертал гяур для новых поколений
Усопших имена на гробовых камнях.
Это стихи все того же поляка. Как же его звали? задумался Мусса. Совсем память дырявая стала. Мицкевич, вспомнил он. Здесь прибывают в покое ханы и их ближайшие родственники. Уже, как лет семьдесят на этом кладбище никого не хоронят. Вот, послушай, Мусса подошёл к высокому надгробью в виде широкой стелы с арабской вязью, вырезанной в камне. «О, Аллах Вечный и Всемогущий, единственное ремесло Гирей-Хана война. Не было равных ему в силе и отваге».
Они подошли к двум башням-мавзолеям, высотой в четыре человеческих роста. Башни не круглые, а восьмиугольные с маленькими окошками. Мавзолеи венчали куполообразные крыши.
Здесь тоже похоронены ханы, сказал Мусса. Смертные их не видят, но иногда ночью они собираются в одном из мавзолеев и празднуют свои забытые победы.
Дальше Мусса повёл его под арку, и они очутились в закрытом небольшом дворике. Внимание Павла привлёк портик с двумя колоннами. Над дверью находилась чудесная тонкая резьба по камню.