Тотлебен не очень любил шустрых юнцов. Может потому, что сам в детстве рос болезненным ребёнком. В юности из-за слабого сердца так и не смог окончить курс в инженерном училище, но военную службу не бросил. В свои тридцать шесть выглядел старше лет на пять.
Подполковник сидел за рабочим столом в просторной горнице с низким потолком. Вошла пожилая валашка в пёстрой косынке, в белом переднике. Принесла на подносе крынку молока и каравай пшеничного хлеба. По-хозяйски отодвинула в сторону бумаги, над которыми работал Тотлебен, и поставила молоко с хлебом перед подполковником.
Благодарю, буркнул Тотлебен.
Разрешите представиться! Голос звучал звонко.
Представляйтесь! кивнул Тотлебен.
Прапорщик Кречен, прибыл в ваше распоряжение, доложил юноша.
Тотлебен оглядел его новенький сюртук. Пуговицы блестели, словно звезды. Белый крест выпускника инженерного училища слева на груди.
Только выпустились? сухо спросил он.
Так точно! Главное инженерное училище.
Ах, вот, как, потеплел лицом Тотлебен. Ну, и как там сейчас, в училище?
Превосходно! Но я уже его закончил.
И как закончили?
С отличием! довольно выпалил прапорщик Кречен.
Это хорошо! Ну, коль прибыли в моё распоряжение. Он развёл руками. Не желаете свежего молока, вот, хлеба. Хлеб здесь отменный пекут.
Благодарствую, но прошу меня простить, уже отобедал.
Как хотите, пожал плечами подполковник.
Разрешите отправиться к квартирмейстеру?
Зачем? К квартирмейстеру не надо, остановил его Тотлебен.
А как же? не понял Павел, слегка растерявшись.
Вы разве не знаете? Осада с Силистрии снята. Меня направляют в Севастополь.
Как, снята? На лице Павла появилось недоумение и разочарование. Война окончена?
Насчёт: окончена или нет не знаю. Пока только отступаем. Что дальше будет не спрашивайте. Но вы, если желаете, можете подать рапорт и остаться в Дунайской армии. Правда, генерал Шильдер тяжело ранен. Сейчас в госпитале в Калараше лежит. Меня командируют к князю Меньшикову в Крым. Не имею представления, кто будет инженерной частью заведовать, так что рапорт можете подать на имя командующего, князя Горчакова.
А куда отступаем? растерянно спросил Павел.
Куда, куда? Экий вы любопытный, недовольно усмехнулся Тотлебен, разворачивая белую льняную салфетку. Кликнул денщика: Иван, нарежь хлеб и половину возьми в дорогу. Вновь повернулся к Павлу: Куда скажут, юноша, туда и отступим.
Павел задумался.
Позвольте с вами, в Севастополь?
Тотлебен вскинул на него сердитый взгляд, который явно говорил: на кой черт мне этот молокосос? Ещё раз внимательно осмотрел юношу. В мундире полный порядок. Сапоги надраены, хоть он и с дороги. Аккуратный. Глаза честные. Тотлебен, как истинный тюрингский немец, обожал аккуратность во всем. Поразмыслил, решил: шут с ним пусть едет. На всякий случай предупредил:
Дорога не близкая. И на кой вам, прапорщик в Севастополь?
Говорят, Крым похож на Италию, романтическим тоном ответил Павел.
Чего? усмехнулся Тотлебен. Степь там голая да горы репеём поросшие. Тоже мне Италия.
Море.
Да, море, нехотя согласился Тотлебен. Но учтите, я люблю порядок. Он достал из кармана сюртука массивные серебряные часы на цепочке. У вас есть полчаса справить бумаги в канцелярии и прибыть ко мне с вещами.
Слушаюсь!
А звать-то вас как, прапорщик Кречен?
Павел Аркадьевич.
Павел. Ага, качнул неопределённо головой Тотлебен. А меня Эдуард Иванович. И учти, Павел, характер у меня не сахар. Лодырей терпеть не могу.
А я знаю, просто ответил прапорщик. Мне о вас рассказывал батюшка мой. Вы с ним вместе служили в Риге.
Ах, вот оно что! Тот-то вижу взгляд знакомый! Полковник Кречен! Конечно! вспомнил Тотлебен. Ух, Кречен, Кречен, Аркадий Петрович, кажись.
Уже генерал-майор, смущённо поправил юноша. Но в отставке.
В горницу вошёл молодой поручик.
Ваше превосходительство, все готово к отъезду. Карета заложена, багаж загружен.
Иван, ты кофры приготовил? крикнул Тотлебен.
Так точно, ваше высокоблагородие! Выскочил из соседней комнатки денщик с черными густыми усами.
Посуду уложил?
Так точно, все до блюдечка, до ложечки.
А трубу мою подзорную?
Ах, трубу, виновато протянул денщик. Сейчас погляжу.