Я Орёл, я Орёл, вызываю Центр
Центр слушает вас.
Центр, к нам опять перешли на волну, как поняли?
Понял вас, какой приказ?
Распорядитесь, чтобы нашу линию не занимали. Как поняли?
Понял, слушаюсь.
Я беру трубку: она неожиданно тяжёлая. Спрашиваю:
Тебе очень нравится твоя работа?
Асгар трогает пышную шевелюру цвета воронова крыла, в которой, кстати, немало и седых волосков, и говорит:
Ты остра, кузина.
Но ты не ответил, настаиваю я. Ты очень любишь свою работу?
Не любить работу, в которой нет ни шаха, ни нищего?.. Ну, раз уж ты об этом заговорила, не забудь главного: всегда нужно считать свою работу самой важной в мире.
Мы застряли перед красным сигналом светофора. Постовой на перекрёстке истекает потом и всячески старается нас пропустить. Асгар, мигнув фарами, говорит ему, чтобы он успокоился. Паренёк в руке жвачка с петухом на упаковке прилип лицом к стеклу. Асгар опускает стекло. Лицо у мальчишки закопчённое. Хотя на улице не холодно, он натянул до бровей свою шерстяную белую шапочку. Схватив монету из руки Асгара, исчезает позади машины. Я говорю:
Что за должность у тебя, Асгар, что свет всегда дают зелёный?
Он смотрит на меня, и взгляд его тяжёл и печален.
Жизнь за границей тебя изменила, отвечает он. Мыслишь иначе.
Женщины тоже часть общества, говорю я, и они раньше или позже видят тайное, как и явное.
Асгар указывает на женщину-нищенку с привязанным за спиной ребёнком и говорит:
Иной подлец вот этого в толк не возьмёт: как можно уплетать корку простого хлеба, да ещё и Бога благодарить.
Асгар не устаёт напоминать мне о жизни за границей. Я знаю, что мы, эмигранты, уязвимы с двух сторон: нас упрекают в бездушии и отчуждённости, а также в прекраснодушии и в том, что живём в мечтаниях. И я не хочу развивать эту тему. Что бы я ни сказала, он припишет это отрыву от здешней реальности. Чутьё подсказывает ему, что я обиделась.
Нахид, просит он, скажи что-нибудь по-иностранному. Чтобы я поверил, что ты была в Америке.
К этому я тоже готова: вставляешь ты или нет в свою речь английские слова здесь это вопрос принципиальный. Возвращаясь из-за границы, стоишь перед выбором: или торговать гонором, глядя на всё сверху вниз, или униженно сидеть у порога причём ни то, ни другое не повлияет на заранее составленное о тебе мнение.
Принимая во внимание то, говорю я, что жена твоего любимого дяди довела до облысения японского, индийского и австралийского педагогов, но при этом не выучила иностранного языка, я решила, что тоже не буду забывать родной язык.
Я очень переживаю за твою маму, говорит Асгар.
Ты и такие слова знаешь?! я правой рукой ударяю по приборной панели.
Он меняет тему разговора:
Чтобы по-настоящему выучить язык, надо начать на нём думать?
А ты что, готовишься к эмиграции? спрашиваю я.
Говорю же, осволочилась.
Он сворачивает в узкую улицу. Знакомый аромат вызывает в моей душе радость.
Откуда этот запах? спрашиваю я, и он указывает на парк, деревья которого наверняка тоже сильно выросли.
Ты забыла парк Хайяма?
Боже мой! восклицаю я. Это запах дамасских роз из парка Хайяма?!
Парк гордится именно этими розами, цветущими круглый год.
А как там «Замок»[3]? спрашиваю я. Не разрушен ещё?
Помнишь, сколько полных тарелок и чаш ты таскала с поминок! А сколько ты крутилась вокруг старых могильных камней, рёбра которых торчали из земли?
А ты всё время играл в «чижа», говорю я, и твой чижик улетел на кладбище «Замка». И ты пришёл и умолял меня, чтобы я его достала. А я, хотя и была девчонкой, но не боялась ни «Замка», ни могильных камней и слазала туда через пролом в стене.
А помнишь ли ты, спрашивает он, тот первый раз, когда мы пришли в парк Хайяма?
Нет, отвечаю я.
Я хотел с ребятами пройти в кино без билета, вспоминает Асгар, а тут и ты прицепилась.
В моей памяти оживает вкус подрумяненных сосисок, горячей рисовой каши на молоке и жареного гороха с сахаром, всё это, помнится, я ела на улице Мелли.
А что было потом, помнишь? продолжает он. Не успела ты вернуться, как всё выложила моей маме. Та отрапортовала хадж Исмаилу, и бедного Асгара привязали к ореховому дереву.
Да, и сколько же вишнёвых розог бедняга получил
Кстати, ты кинематограф, как, любишь? спрашивает он.