Вьетнамцы разом загалдели, а один, переводчик, выступил чуть вперед: -Это наше кресло! Только вчера оно стояло в лавке вот этого товарища.
Указанный товарищ согласно закивал головой. Остальные его поддержали.
Вот кресло! сообщил приближающемуся политработнику переводчик: -Его украли!
Прекрати орать! слегка рыкнул Зайчик. И переводчик отступил за товарищей.
Но лавочник раскрыл, как мог, глаза, уставившись на предмет в руках лейтенанта. Под настойчивым взглядом офицер инстинктивно спрятал часы за спину. Однако местные товарищи уже тыкали в его сторону пальцами, а переводчик, сучара, угодливо докладывал политработнику: -Вон те часы тоже украдены из лавочки!
Тут матрос заметил, наконец, начальника, вскочил и заорал так, что разбудил спящих в лодке: -Товарищ капитан 1 ранга, вахтенный подводной лодки «Б-13» матрос Зайчик!
Когда матрос поднялся, вьетнамцы отскочили чуть не на 10 метров, и глаза у них округлились от страха.
Какие у вас претензии? обратился к ним начальник Политотдела.
Вьетнамцы дружно замотали головами: -Нет претензий. Обознались, не наше это.
А вы что скажете? повернулся к матросу начальник: -Откуда у вас кресло?
Зайчик нагло пожал плечами: -Сувенир.
Политработник поглядел на лейтенанта: -А у вас откуда часы? Не прячьте, я же вижу.
Сувенир, -робко выдавил тот, густо краснея.
Сувенир, сувенир, -подтвердили вьетнамцы под суровым взглядом Зайчика.
Начальник поглядел на мостик, где уже стояли командир лодки со старпомом: -Сами разберитесь! и зашагал с пирса. Впереди шустро бежали вьетнамцы.
Командир молча погрозил Зайчику кулаком. На что тот лишь недоуменно развел руки: -А что? Есть еще авторитет у державы!
Вот так у Романыча появились часы, ставшие с ним неразлучной парой. Он брал их в дальние плавания и таскал по казенным квартирам, а они скрашивали серые будни службы, лаская взор своими красивыми формами. Часы действительно были хороши: бронзовый корпус в виде готического храма с вычурными башенками почти в полметра высотой, огромный циферблат червонного золота, серебряные стрелки, украшенные рубинами цифры, подставка из благородного розового мрамора. Им бы украшать каминную полку красного дерева в каком-нибудь родовитом замке. А они скромно стояли на куцем столике лодочной каюты или в облезлом шкафу задрипанной квартирки. Но не роптали, потому что стали спутницей моряка, помощницей в его трудах. Ибо в краткие минуты отдыха Романыч ласкал их взором перед сном да рукой, вытирая пыль, и тем отдыхал душой. Вместе они прошли все ступеньки его флотской карьеры от лейтенанта до капитана 1 ранга, от командира группы до командира атомной подлодки, мотаясь по всем морям и океанам, пере- езжая с одной базы флота на другую. Неразлучно. И в морях офицер заслужил право уважительно называться по отчеству Романыч.
Он готов был за часы душу отдать, да почти отдал, когда молодого лейтенанта вызвали все-таки во Вьетнаме на военный совет, и начальник Политотдела предложил суровый вы- бор: -Или вы отдадите часы хозяину или будете отправлены в Союз!
Вот когда проявился флотский характер. Романыч рванул на груди тельняшку с криком:
Вы меня Родиной не пугайте! и его оставили в покое.
Конечно, у часов были маленькие недостатки: во-первых, они не шли из-за неисправности механизма, и стрелки постоянно висели на полшестого; во-вторых, являясь курантами, они не звенели. Зато являли великолепный блестящий вид заботами Романыча. Он гордился часами, представлял их товарищам, защищал от посягательства начальников и спасал в случаях опасности. Он был их защитником, а они его амулетом.
Когда лодка возвращалась из Вьетнама, произошла авария один отсек залило водой. И не просто водой, а с дерьмом из треснувшего баллона гальюна. Помощи посреди Индийского океана не ждали. Спасайся, кто может!
И в затопленном отсеке спасались Романыч с Зайчиком. Полная дерьма вода доходила до подбородков, головы упирались в подволок, руками подводники хватались за клапаны, а ноги их скользили по коробкам электрических щитов в поисках опоры. Однако, несмотря на трудности положения, Романыч ухитрялся одной рукой держать над водой часы. На них, любимых, вообще не попало ни капли, и они блестели в свете аварийной лампочки, словно тепло улыбались другу.
Медленно текли минуты, каждая из которых в мучениях казалась часом. Силы таяли, надежды на спасение иссякали. И Зайчик пал духом: -Все, больше не могу терпеть Руки не держат. Прощай, лейтенант, не поминай лихом. Конец