Мы сами, товарищ, заправим отверстой подошвы язык,
И будем над свежей могилой друг другу слезу утирать.
Но юные станут ботинки работу твою продолжать
Курсант в шарфе машет над башмаком пробкой, приговаривая: -Во имя овса и сена и свиного уха-а, аминь!
Фанеру поднимают над водой. Гитарист, подыгрывая себе, запевает: -Ты, башмак, красивый сам собою,
твоей окончен службы срок.
Над твоей могилою-водою пусть взметнется твой шнурок.
Все подхватывают припев: -По морям, по волнам, был ты здесь, будешь там. По морям, морям, морям, морям Эх! Все мы тоже будем там
Громкий хор выводит, наконец, дневального из оцепенения. Он захлопывает пасть и отдает честь, правда, без головного убора, но зато бодро выпятив грудь.
В этот момент башмак соскальзывает с фанерки и с тихим плеском падает в воду. После минуты молчания руководитель тепло произносит: -Прощай, башмак курсантский, любимец куртизанский. Пусть ранней порой, годок боевой, пройдут корабли над тобой
На каком-то катере по трансляции включают марш «Прощание славянки». И дочь адмирала бросает на воду букет роз.
ЧАСЫ
Эти часы сопровождали Романыча повсюду, без расставаний, еще с тех давних пор, когда он лично стибрил их во вьетнамской лавчонке. Ну, может, не так прямо, но, во всяком случае, уж точно приватизировал. Никогда о том не жалея.
О том, как произошла встреча с часами, отдельная песня. Тогда его еще не звали уважительно по отчеству Романыч, когда молодым лейтенантом прибыл служить на лодку. Да не куда-нибудь, а во Вьетнам, где советские боевые корабли стояли якобы для ремонта, но реально на всякий пожарный случай, чтобы способствовать, если что. И попал парень в боевую обстановку при бомбежках да артобстрелах, готовый исполнить интернациональный долг. Хотя лично ничего не был должен Вьетнаму как и Вьетнам ему.
Надо заметить, что вероятный противник старался не наносить огневые удары по советским кораблям, опасаясь неадекватного ответа, даже несмотря на то, что русские зенитчики и летчики нещадно уничтожали американские самолеты.
Но «ближе к телу», как говорил Мопассан. В один ненастный день, когда вьетнамский порт не могли бомбить, молодого лейтенанта послали в город что-то купить. А в помощь назначили матроса за два метра ростом, сажень в плечах, 110 кило весом с подходящей фамилией Зайчик и с таким обликом, что Валуев отдыхает. У матроса было хобби собирать сувениры в припортовых магазинах. Увидав что-то интересное картину, кружку или бокал брал и шел восвояси. Если его останавливали: -Куда, мол? он отвечал: -Сувенир! и зловеще скалился. Никто ему не отказывал. Такой вот помощник достался лейтенанту.
Купили они все, что нужно, а на обратном пути проходили мимо лавочки, где хозяин почему-то отсутствовал. Сама судьба, видимо, способствовала тому, чтобы зайти! И зашли. Зайчик стал осматриваться в поисках сувениров, а лейтенант сразу уперся взглядом в красивые большие часы на полке. Чем больше смотрел, тем сильнее они ему нравились.
Просто воспылал любовью. И часы ответили взаимностью! Приглянулся им русский офицер. Незримые сети симпатии притягивали и притягивали их друг к другу, словно затмение нашло, пока матрос не крикнул: -Полундра! Хозяин идет!
Лейтенант очнулся было от одури, шагнул следом за тащившим что-то Зайчиком, но тот, обернувшись, скомандовал: -Бери часы, и валим!
И словно рухнули незримые моральные преграды! Схватил лейтенант часы под мышку да помчался на родной корабль быстрым соколом. Только на трапе пришла ясность сознания, но дорогой предмет-то вот он к сердцу прижат. Сувенир, как ни крути.
Раннее солнышко застало лейтенанта расхаживающим по палубе подлодки и ласково осматривающим полюбившиеся часы. На пирсе у трапа раскачивался в бамбуковом кресле-качалке вахтенный матрос Зайчик. Мирное утро грозило вскоре прерваться выстрелами зениток, ревом самолетов и взрывами бомб. Но пока янки еще завтракали.
Однако тишину разрушили тяжелые шаги по железу пирса. К лодке двигался начальник Политотдела соединения кораблей в окружении стайки вьетнамцев. По мере приближения к цели маленькие юркие аборигены значительно опередили пузатого капитана 1 ранга, подбежали к трапу и засуетились вокруг слегка дремлющего матроса.
Вы чего тут вертитесь? грозно приоткрыл глаза Зайчик.
Вьетнамцы разом загалдели, а один, переводчик, выступил чуть вперед: -Это наше кресло! Только вчера оно стояло в лавке вот этого товарища.