Ничего, главное не что на столе, а
Она смутилась, но я понял: главное собеседник. Это было мне приятно.
Наступило молчание. Варвара, все ещё с опущенными глазами, короткими маленькими глотками пила из чашки, из приличия лишь надкусив печенье. Я любовался ею: её светлыми волосами, чистым лбом, маленьким аккуратным носиком. «Востроносая», подумал я, вспомнив об этом определении у кого-то из классиков. Видя, что она все ещё скована, намеренно бодро сказал:
Ну что вы стесняетесь! Вот был бы тут мой сын мигом смолотил.
Сколько ему лет?
Тринадцать.
Вы счастливый человек
Варя тут же пожалела, что сказала это, но я пришёл на помощь, и тем же бодрым, шутливо-пророческим и фальшивым тоном предсказал ей и счастливое замужество, и родительские заботы и страхи.
Я была замужем, сказала она, ещё больше потупившись, и, поколебавшись, как бы с усилием добавила: У меня не будет детей.
Меня словно обожгло осознание того, что она делится со мной сокровенным. Мне было и приятно, и крайне неловко за свою болтовню. Тут уже пришла её очередь помочь мне:
Муж очень хотел детей. С самого начала строил планы: какими они вырастут, как мы вложим в них всё ценное, что в нас есть Я не виню его и понимаю. Мы поддерживаем отношения. У него мальчик и скоро будет ещё один ребёнок. Я их всех люблю.
Последние слова Варвара сказала с такой светлой печалью, что мне стало не по себе и я на время забыл о собственном горе.
Нда сказал Герман, остановившись взором на бутылке, заимствовую у классиков: «печаль моя светла» Увлёкся.
Он открутил крышку у бутылки и вновь наполнил стакан. Жестом предложил мне, хотя видел, что я ещё и глотка не сделал. Но сейчас я кивком дал понять, что не отказываюсь. Не пожалел. Хотя вкус «напитка» лишь отдаленно напоминал прежний, «студенческий» портвейн (всего 14,5 «оборотов», а тот, помнится, был не менее 18-ти), все равно настроение, знаете, создалось сразу какое-то, я бы сказал, ностальгическое. В общем, хорошо мне было до этого, а стало ещё лучше. Рассказ Германа держал меня в напряжении, и не было никакого раскаяния, что я задержался здесь. Боязнь прийти в непротопленный дом уже не беспокоила: эх-ма, живём-то один раз!.. Все мы человеки, все мы бывшие студенты.
Отпив из стакана, Герман продолжил своё повествование:
А вот что, Варя, предложил я, когда выздоровею, обещайте сходить со мною в театр. Не знаю, на концерт или ещё там что, но обещайте. В общем, куда ходят воспитанные, интеллигентные молодые, и не очень, люди, когда приглашают девушек на свидание.
Она просмотрела на меня серьёзно и пытливо. Сразу не ответила. Сочувствия не было в её взгляде. Было видно, что она мучилась ответом. Потом, как бы с отчаянием решившись, сказала:
Герман Львович, извините ведь я всё знаю.
И, помолчав, добавила:
На работе об этом говорят. Мне неприятно слушать, но
У меня больно кольнуло в сердце. Всё фанфаронство исчезло так же быстро, как и возникло. Я будто вернулся в неуютную, серенькую комнату, с низким потолком и маленьким, тёмным окном. Варвара встала, чуть слышно поблагодарила меня за угощение и пошла в прихожую. Она была в сильном волнении.
Я помог ей надеть пальто, холодно и отрешенно извинился за причиненное неудобство, связанное с потраченным временем, сожалея, что так непозволительно раскис. Даже в таком состоянии нам свойственно ложное понимание мужского достоинства. При прощании, когда я почти неохотно, с большим усилием заставил себя посмотреть ей в глаза, то увидел, что они излучали простите мне поэтизм в такой обстановке (Герман кивнул на наш стол) глаза её излучали необыкновенное тепло и понимание. А слова прозвучали молитвой в светлый праздник:
Ваше приглашение мне лестно и я принимаю его.
Более ни слова Яркое солнце, заглянувшее в окно, осветило комнату. И потолок уже не был столь низок, как казался, а зеркало на стене отражало лицо человека, в глазах которого была надежда. И боль в сердце отступила.
После этого посещения у меня будто и температура пошла на убыль. Правда, продолжалось это ощущение не более часа, так как приболел я серьёзно тогда. Вот вам и святые источники. Прежде чем лезть в ледяную воду Впрочем, не суть. Так вот, через три дня, когда меня отпустило, заказал я билеты в n-ский театр, на «Трёх сестёр». Помню, Чехова мечтала поставить наш художественный руководитель. Но это никак не вписывалось в студенческий формат. По традиции спектакли должны были иметь связь с нашей жизнью, вызывать смех, а тут драма. «Трёх сестёр» мы все-таки поставили. В студенческой общаге живут три девушки, которых называют сестрами, и мечтают прописаться в Москве. На этом строилась вся интрига. Был успех. Но настоящего Чехова мы так и не поставили